ВЫСОКИЙ. Ну как?
ХРОМОЙ. Отлично! Парку бы ещё подбавить…
ВЫСОКИЙ. Не дома! Ишь, пригрелся, парку ему… Зубы-то не заговаривай! Знаешь, зачем зван!
ХРОМОЙ. Ты о чём?
ВЫСОКИЙ. Прекрасно ты понимаешь, о чём я!
ХРОМОЙ. А-а… Об Ионове?
ВЫСОКИЙ. О нём, о нём.
ХРОМОЙ. М-да… Действительно, странный случай. Ему дом спалили к чертям собачьим, а он доволен. Детей похерили, а он голову пеплом посыпал — и сидит тишe мыши. Бог, видите ли, дал, Бог и взял…
ВЫСОКИЙ. Кого?
ХРОМОЙ. Не в себе.
ВЫСОКИЙ. Он абсолютно нормален.
ХРОМОЙ
ВЫСОКИЙ. Мне обьясняли. Но я не понял.
ХРОМОЙ. А очень просто. Вот, например, ты говоришь: он нормален. А у меня есть парочка психиатров — так он у них завтра к койке примотаный лежать будет, с тусклым взглядом, и головой трясти.
ВЫСОКИЙ. Бандиты они, а не психиатры.
ХРОМОЙ. Конечно. Но кто не бандит? Вот ты, между нами говоря, ни за что ни про что дом человеку спалил. Не говоря уже о детях.
ВЫСОКИЙ
ХРОМОЙ. Так уж прямо и закончившийся?
ВЫСОКИЙ. В чём дело?
ХРОМОЙ. В Ионове дело. В рабе твоём бездомном, пеплом посыпанном. Неужто так и оставишь его?
ВЫСОКИЙ. За Ионова не бойся. Дом застрахован. Со стройматериалами помогу, детей пошлю. Заживёт не хуже людей.
ХРОМОЙ. Вот этого и боюсь.
ВЫСОКИЙ. То есть?
ХРОМОЙ. Так ведь вернёшь ему всё — да ещё и вознаградишь, пожалуй, не разобравшись!
ВЫСОКИЙ. Что значит «не разобравшись»? Дом ему спалили?
ХРОМОЙ. Как свечку.
ВЫСОКИЙ. Детей уничтожили?
ХРОМОЙ. Поголовно.
ВЫСОКИЙ. Ну! А он хоть бы пикнул!
ХРОМОЙ. Контролирует себя. Сдерживается. Я же говорил: опытный экземпляр!
ВЫСОКИЙ. Мне главное — как ведёт себя.
ХРОМОЙ. А в душу заглянуть?
ВЫСОКИЙ. Меня подробности не интересуют.
ХРОМОЙ. А напрасно! Самое интересное в человеке — именно подробности. Например: что он там себе думает, когда славит тебя, на пепелище на детских костях сидя?
ВЫСОКИЙ. И что же он, по-твоему, думает?
ХРОМОЙ. Чужая душа — потёмки! Но в виде исключения можно и с фонариком…
ВЫСОКИЙ. Ну и?..
ХРОМОЙ. Я ничего не утверждаю. Это только предположение. Рабочая гипотеза.
ВЫСОКИЙ. Короче!
ХРОМОЙ. Короче, не рад он. Внутренне сильно недоволен. Ропщет, можно сказать!
ВЫСОКИЙ. На меня?
ХРОМОЙ. Ну не на меня же.
ВЫСОКИЙ. Погоди-ка.
ВЫСОКИЙ. Ну, одежда разодрана. Ну, голова в пепле, действительно. Жена плачет. Сам грязный очень. На коленях стоит, качается туда-сюда… Вспоминает детей.
ХРОМОЙ. Торопишься! Опять ты торопишься! Одним глазком глянул — и готово! А ведь там не левиафан какой-нибудь — человек всё-таки, венец творения…
ВЫСОКИЙ. Не усложняй. Глина — она глина и есть.
ХРОМОЙ. Однако ж не свистулька! Там, в глине этой, помимо Божьего промысла, чего только не копошится! Самолюбие, идеи разные… Тут иной раз и в микроскоп посмотреть надо. А иной раз — и ланцетом разрезик-другой сделать. Для пущей ясности.
ВЫСОКИЙ. К чему это ты?
ХРОМОЙ. Что?
ВЫСОКИЙ. Да вот насчёт ланцета.
ХРОМОЙ. Насчёт ланцета — это к слову. А вот насчёт Ионова говорю тебе: нечисто тут. Как профессионал говорю. Неспроста он богобоязненный такой. Понял, откуда ветер дует!
ВЫСОКИЙ. Ты считаешь?..
ХРОМОЙ. А чего там считать! Качается туда-сюда, а сам такое думает… Говорить не хочется.
ВЫСОКИЙ. Но, но!
ХРОМОЙ. Да что я-то? Это же он.
ВЫСОКИЙ. Погоди-ка!
ВЫСОКИЙ. Нет. Не может быть.
ХРОМОЙ. Ну и слава Богу, если ошибаюсь. Кто без греха. Но проверить всё-таки не мешает.
ВЫСОКИЙ. Излагай, излагай…
ХРОМОЙ. Испытать его надо. До самого донышка испытать.
ВЫСОКИЙ. Уж куда дальше-то?
ХРОМОЙ. Не скажи. Мы покуда только вокруг да около ходили — теперь самое время плоти коснуться… Рассудок затмить. По черным полям на край доски провести — да там, на самом краешке, и оставить на время! Вот тогда и узнаем, что у него на душе, у твоего Ионова.
ВЫСОКИЙ. А не жалко?
ХРОМОЙ. Как не жалко! Были бы слёзы — заплакал бы! Но что поделать: за истину надо платить. И потом: дело-то общее…
ВЫСОКИЙ. У нас — с тобой?
ХРОМОЙ. Конечно. Ну чего, в самом деле… Все свои.
ВЫСОКИЙ. Хорошо, вот он в твоей руке.
ХРОМОЙ. Ага!
ВЫСОКИЙ. Только чур не до смерти.