127:1.8 (1396.5) Несмотря на свою молодость, для своей семьи он был настоящим отцом. Каждую свободную минуту он проводил с младшими членами семьи, и они по-настоящему любили его. Его мать огорчалась, видя, сколько ему приходится работать. Она горевала из-за того, что изо дня в день он стоял за столярным верстаком, зарабатывая семье на пропитание, вместо того, чтобы учиться у раввинов в Иерусалиме, на что они столь наивно рассчитывали. Хотя в ее сыне было много такого, что было непонятно Марии, она действительно любила его и была глубоко признательна ему за ту готовность, с которой он взвалил на себя бремя ответственности за семью. 2. Семнадцатый год (11 год н. э.)
127:2.1 (1396.6) Примерно в это же время, в первую очередь в Иерусалиме и Иудее, вспыхнули массовые волнения с призывами к мятежу против уплаты налогов Риму. Происходило рождение сильной националистической партии, членов которой вскоре стали называть зелотами. В отличие от фарисеев, зелоты не желали дожидаться прихода Мессии. Они предлагали довести дело до конца с помощью политического восстания.
127:2.2 (1396.7) Группа организаторов прибыла из Иерусалима в Галилею, где делала большие успехи, пока не достигла Назарета. Когда они пришли к Иисусу, он внимательно выслушал их и задал много вопросов, однако отказался примкнуть к партии. Он уклонился от объяснения всех своих причин, и под влиянием его отказа многие из его молодых товарищей по Назарету поступили так же.
127:2.3 (1397.1) Мария приложила все свои силы, чтобы уговорить его стать членом партии, но ей ничего не удалось от него добиться. Она даже намекнула на то, что его отказ поддержать национальное дело по ее велению был непослушанием – нарушением обещания подчиняться своим родителям, данного им при возвращении из Иерусалима. Однако в ответ на это измышление он только ласково положил руку ей на плечо и, смотря ей в глаза, сказал: «Мама, как ты могла?» И Мария отказалась от своих слов.
127:2.4 (1397.2) Один из дядей Иисуса (брат Марии Симон) уже присоединился к этой группе и впоследствии вошел в руководство галилейской организации. И в течение нескольких лет между Иисусом и его дядей существовало некоторое отчуждение.
127:2.5 (1397.3) Однако в Назарете назревали неприятности. Позиция Иисуса в этих вопросах привела к расколу среди городских еврейских юношей. Около половины из них вошли в националистическую организацию, а другая половина начала формировать оппозиционную ей группу более умеренных патриотов, надеясь на то, что Иисус станет их вождем. Они были поражены, когда он отказался от предложенной ему чести, объяснив свой отказ многочисленными обязательствами по отношению к семье, с чем они все согласились. Но вскоре положение еще больше осложнилось, когда некий богатый еврей, Исаак – ростовщик, ссужавший деньги язычникам, – пообещал поддержку семье Иисуса, если тот оставит свое ремесло и примет на себя руководство этими назаретскими патриотами.
127:2.6 (1397.4) Иисус, которому в то время было неполных семнадцать лет, столкнулся с одной из самых щекотливых и сложных ситуаций своей юности. Духовным вождям всегда трудно определить свое отношение к патриотическим вопросам, особенно если дело усложняется иностранными угнетателями, собирающими налоги. В данном случае положение усложнялось вдвойне, ибо в пропаганде против Рима использовалась еврейская религия.
127:2.7 (1397.5) Положение Иисуса стало еще более трудным, ибо мать, дядя и даже младший брат Иаков уговаривали его примкнуть к национальному движению, в котором уже состояли все лучшие евреи Назарета, а те юноши, которые не вошли в движение, немедленно сделали бы это, если бы Иисус изменил свое решение. Во всём Назарете у него был единственный мудрый советчик – его прежний учитель, хазан, который посоветовал ему, чтó ответить гражданскому комитету Назарета, после того как его члены пришли к Иисусу и попросили откликнуться на общественный призыв. За всю его молодую жизнь он впервые сознательно прибег к уловке. До этого случая, стремясь прояснить ситуацию, он всегда полагался на откровенное изложение истины, однако сейчас он не мог рассказать всю правду. Он не мог намекнуть на то, что является более, чем человеком; он не мог раскрыть собственное представление о своей миссии, которая ждала его в более зрелом возрасте. Кроме того, были прямо поставлены под сомнение его религиозная верность и национальная преданность. Его семья была в смятении, его молодые друзья разошлись во мнениях, и всё еврейское население города находилось в состоянии брожения. И подумать только, что во всём этом обвиняли его – столь неповинного в каком-либо намерении вызвать неприятности, не говоря уже о таких волнениях!