Он встал из-за стойки и прошел к двери. Запер ее на ключ и указала нам на длинную витую лестницу, ведущую на второй этаж.
– Милости просим, – проговорил он, медленно поднимаясь наверх,– гимназистку чаще всего видят на втором этаже в левом крыле здания. Не знаю, что ее туда так тянет? Может действительно именно там ее купец…это…– он мазнул взглядом по Красовской и стыдливо отвернулся.
По узкому коридору, задрапированному какой-то бордовой тканью были развешены портреты знаменитых выпускников и ректоров вуза. На нас со стен глядели задумчивые, одухотворенные лица людей, закончивших много лет назад этот храм искусств. Откуда-то сверху доносились возмущенные возгласы актеров, репетирующих очередной спектакль, но отдельных слов разобрать было нельзя. После недолгой прогулки по коридору, мы оказались перед старым портертом довольно крепкого мужика, сидящего с тростью в руке на венском гнутом стуле, одетого в дорогой сюртук с накрахмаленными манишками. Длинная борода, почти по грудь и жесткий властный взгляд из-под косматых, нахмуренных бровей выдавали в нем человека властного и жесткого.
– Вот здесь ее частенько и видят,– указал рукой на тупичок с картиной вахтер,– уж не знаю, чем ей это место полюбилось, но торчит под картиной практически каждую ночь…
– А сами-то вы ее видели?– спросил я, рассматривая неизвестного мне барина.
– Боже упаси!– перекрестился неловко вахтер.– Те кто ее видел, потом долго отойти не могут, шепчут что-то про себя, ходят, как в воду опущенные.
– А может это и есть ее обидчик?– кивнула головой на портрет Яна.
– Да не может такого быть! – возмутился мужчина.– Это же сам Котляревский Иван Кузьмич – знатный меценат, покровитель и благодетель нашего театра…
Я если честно не разделял уверенности охранника. Как раз такие меценаты и благодетели в девятнадцатом веке частенько баловались с девками по закоулкам и углам, не особо спрашивая желания оных. А взгляд Котляревского так и таит в себе какую-то странную бесинку, отдавая сумасшествием.
– Вы нас оставите здесь на полчасика, чтобы поснимать?– с завораживающей улыбкой попросила Яна.
– Не положено…– угрюмо насупился вахтер, но красовская пошла уже по проторенному пути и сунула ему в карман форменной куртки еще одну купюру.
– Мы вас очень попросим.
– Ну ежели так…– охранник пошел вниз, утопая форменными сапогами в бордовом ворсистом ковре, расстеленном по всему коридору.
– Странный мужик,– кивнул я на портрет, осматриваясь по сторонам.
– Это я заметила,– разозлилась Красовская, видимо всерьез огрченная потерей шестиста гривен,– ты хоть что-нибудь видишь или чувствуешь?
Я помотал головой, сделав шаг вперед. Ничего необычного. Пахло пылью и масляной краской от портрета, словно он был только что написан.
– Все, как всегда, но до полуночи еще долго…– мысль о том, что придется торчать тут до двенадцати часов привела меня в ужас. Я не мог даже представить, что буду говорить Светке, и как она отреагирует на столь позднюю задержку. И вдруг мое тело сковал холод. Он заполз под рубашку идвинулся мурашками по спине. Лицо окаменело, словно сведенное судоргой. Я ощутил легкий ветерок, мазнувший мне по лицу и отшатнулся.
– Что такое?– обеспокоенно оглянулась Янка.
– Я ее чувствую,– прошептал я, осознав, что холод – всего лишь спутник души суицдницы-гимназистки, привязанной к этому чертову портрету силой своей ненависти.– Она где-то рядом…– я облизал пересохшие губы. Вокруг царил полумрак, разрываемый маленьким светильником перед картиной, на которой был изображен Котляревский.– Она идет сюда…
– Ой!– охнула Красовская, спрятавшись мне за спину. Куда делся ее журналисткий запал?
Я прикрыл глаза, пытаясь не увидеть – почувствовать каким-то внутренним зрением приближение призрака. Все вокруг поплыло, будто в тумане, а потом туман рассеялся, холод стал почти невыносимым. Мне пришлось открыть глаза. Передо мной висела дымчатая фигура совсем молодой девушки в строгой гимназисткой форме времен девятнадцатого века. Она, склонив голову, с любопытством рассматривал нас с Яной, слегка улыбаясь. Именно от нее струился этот ужасный поток холода.
– Здрасте…– выдавил из себя я.
– Дворкин, с кем ты здороваешься?– заорала мне на ухо перепуганная Красовская. Ее горячее дыхание немного привело меня в чувство.
– Она…здесь…– прошептал я, не сводя глаза с души девушки, попрежнему молча стоявшей передо мной.
– Кто?– шепнула мне Янка.
– Гимназистка…– выдавил я из себя. Прошлая моя встреча с призраком прошла чуть легче. Я не совсем понимал кто передо мной, а теперь своими глазами видел потусторннее существо и ни где-нибудь в Зазеркалье, а в самом центре Харькова!
– Я никого не вижу!– закричала Яна, схватив меня за плечи.
– И не увидит!– улыбнулась гимназистка, вымолвив наконец-то хоть слово. Голос был у нее певучий приятный с легким малоросским акцентом.– Мы показываемся лишь в полночь, да и то, когда хотим отвадить кого-то…Например, студентов, вздумавших в моем коридоре зажиматься по углам!– ее глаза гневно блеснули ледяным огнем.
– А я?– дрожащим голосом спросил я.