Итак, дамы с величайшим удовольствием прошлись по всему клубу. Они осмотрели столовую, видели столики, уже накрытые к обеду, и джентльменов, сидевших за вторым завтраком, и велеречивого Джокинса, по обыкновению всех просвещавшего; видели читальню и какая там поднялась суета, когда принесли вечерние газеты; видели кухню, это чудо искусства, где шеф-повар командовал двумя десятками хорошеньких судомоек и десятью тысячами блестящих кастрюль, — а затем уселись в светло-голубую коляску, совершенно разомлевшие от удовольствия.
Сэквил не сел в коляску, хотя малютка Лора нарочно уселась спиной к лошадям, уступив ему место на лучшем сиденье, рядом с красным муаром миссис Чафф.
— У нас сегодня твои любимые блюда, — сказала она робким голосом, — разве ты не едешь с нами, Сэквил?
— Сегодня я съем котлетку здесь, в клубе, милая, — ответил Сэквил. — Поезжайте домой, Джеймс.
Он снова поднялся на крыльцо «Саркофага», а хорошенькая Лора грустно смотрела ему вслед из отъезжающей голубой коляски.
Клубные снобы
Зачем мы с Уэгли поступили так жестоко, зачем рекомендовали Сэквила Мэйна в этот мерзкий «Саркофаг»! Пусть наша неосторожность послужит примером и предостережением другим джентльменам; пусть о его судьбе и о судьбе его бедной жены помнят все женщины Англии. Последствия его вступления в клуб были вот каковы:
Одним из первых пороков, которыми обзавелся этот несчастный в нашем вертепе, было курение. Некоторые денди в клубе, как, например, маркиз Макабо, лорд Дудийн и другие господа высокого полета, обыкновенно предаются этому своему пристрастию наверху, в бильярдной, — и вот, частью для того, чтобы сойтись с ними поближе, частью же по природной склонности к преступлению, Сэквил Мэйн последовал их примеру и усвоил себе эту отвратительную привычку. Нечего и говорить, сколь плачевны бывают ее последствия как для мебели, так и для нравственности, ежели человек начинает курить в семейном кругу. Сэквил курил дома в столовой, причиняя жене и теще такие терзания, какие я даже не берусь описать.
После того он сделался отъявленным бильярдистом, тратя часы за часами на эту пустую забаву; без стеснения держал пари, играя весьма посредственно и проигрывая бешеные деньги капитану Споту и полковнику Кэннону. Он играл с этими господами по сотне партий зараз, и не только оставался в бильярдной до четырех или пяти часов утра, но и до полудня его видели в клубе, где он предавался бильярдной игре, нанося ущерб своему делу, губя свое здоровье и забывая о жене.
От бильярда до виста — один шаг, а когда человек пристрастится к висту, да еще по пяти фунтов за роббер, то, по моему разумению, он погиб окончательно. Как могла идти торговля углем и как могла его фирма поддерживать деловые связи, когда ее глава не выходил из-за карточного стола?
Общаясь с лицами благородного происхождения и франтами с Пэл-Мэл, Сэквил стал стыдиться своего уютного жилища на Кеннингтонском поле и перевез свое семейство в Пимлико, где (хотя теща его, миссис Чафф, и радовалась вначале, поскольку квартал был самый модный и расположен вблизи от ее возлюбленной монархини) бедная малютка Лора с детьми почувствовали себя несравненно хуже. Где были ее приятельницы, приходившие к ней по утрам с рукодельем? В Кеннингтоне и в Клепеме. Где остались маленькие товарищи ее детей? На Кеннингтонском поле. В великолепных каретах, с громом кативших взад и вперед по однообразно-серым улицам нового квартала, не сидели подружки общительной маленькой Лоры. Дети, чинно гулявшие в сопровождении бонны или строгой гувернантки, вовсе не походили на тех счастливчиков, которые запускали змея или играли в «классы» на своем любимом старом поле. И в церкви тоже, — ах! — какая была разница между св. Бенедиктом в Пимлико, с его открытыми, без решеток, скамьями, его монотонной службой, восковыми свечами, гирляндами цветов и процессиями, и простодушной стариной Кеннингтона! И лакеи, ходившие к св. Бенедикту, тоже были такие великолепные и такие огромные, что Джеймс, лакей-недоросль, трепетал перед ними и никак не соглашался носить молитвенники в эту церковь, говоря, что уж лучше он попросит расчета.
Обставить новый дом тоже стоило немалых затрат. И — о, великие боги! — какая разница между унылыми банкетами на французскую ногу, которые Сэквил задавал в Пимлико, и веселыми обедами в Кеннингтоне! Ни бараньих окорочков, ни «лучшего во всей Англии портвейна», — зато все кушанья подавали на серебре, рекой лилось ужасное дешевое шампанское, лакеи были в перчатках, а гости — одни клубные денди, среди которых миссис Чафф держалась принужденно, а миссис Сэквил неизменно молчала.