Книга снобов, написанная одним из них

Я не мог ошибиться в выражении ее лица, где смешивались лукавство и торжество. Она совершила какой-то самоотверженный поступок. Я пошел к нашему семейному маклеру. Оказалось, что в это утро она продала бумаг на две тысячи фунтов и подарила их Помпу. Ссориться было бесполезно — Помп уже получил эти деньги. Когда я добрался до дома матушки, он уже уехал в Дублин — а Полли все еще сияла. Он собирался составить себе состояние, вложив эти деньги в болота Бог Аллен[165] — и не знаю куда еще. А на самом деле он собирался уплатить свой проигрыш на последних Манчестерских скачках. Вы, конечно, догадываетесь, какую часть капитала и процентов он вернул бедной Полли.

Это составляло больше половины ее денег, а потом брат получил от нее и еще тысячу. После того начались попытки отсрочить разорение и предупредить огласку, — что все мы участвовали в этой борьбе, и все принесли свою жертву (тут мистер Эссекс Темпл заколебался) — об этом нечего и говорить; но пользы от этих жертв было не больше, чем обычно бывает в таких случаях. Помп с женой уехали за границу, — я не хочу и спрашивать куда, трое детей остались у Полли, а господин адвокат высшего ранга Шеркер сообщил в официальном письме, что «расторгает помолвку в силу причин, о коих мисс Темпл сама должна была подумать, отчуждая большую часть своего состояния».

— И вот ваша знаменитая теория о браках бедняков! — воскликнул Эссекс Темпл, закончив эту историю. — Откуда вам известно, что я сам не хочу жениться? Как смеете вы издеваться над моей несчастной сестрой? Что мы такое, как не жертвы той безрассудной системы браков, которую вы, мистер Сноб, беретесь защищать? — И он решил, что в нашем споре победа осталась за ним, в чем я, как это ни странно, отнюдь не убежден.

Если бы не рабское преклонение перед снобизмом, разве не могли бы эти люди быть счастливы? Если счастье бедной Полли заключалось в том, чтобы обвить своими любящими руками шею такого бессердечного ханжи, как этот подлец, который ее обманул, она могла бы теперь быть счастлива — счастлива, как Рэймонд в известной балладе рядом с каменной статуей. Она несчастна потому, что господин адвокат высшего ранга Шеркер честолюбив и поклоняется деньгам, потому что он сноб и подлец.

Если несчастный Помп Темпл и его ветреная кокетка-жена разорились и вовлекли в свою беду других, то это из-за их страсти к титулам, к лошадям, к фамильному серебру, к каретам, к «Придворным известиям», к модным лавкам, они пожертвовали бы чем угодно, лишь бы всего этого добиться.

А кто их ввел в заблуждение? Если бы в свете модной была простота, то разве эти глупые люди не следовали бы моде? Разве не любят в свете «Придворные известия», модные лавки, серебро и кареты? Господи помилуй! Да почитайте вы «Придворные известия», почитайте модные романы, понаблюдаете человечество — от Пимлико до Ред-Лайон-сквер, и сами увидите, как сноб-бедняк подражает снобу-богачу, как сноб-подхалим ползает на брюхе перед снобом-гордецом и как сноб-вельможа помыкает своим смиренным собратом. Разве идея равенства приходила когда-нибудь в голову богачу? И придет ли когда-нибудь? Разве герцогиня Фитцкопье (люблю громкие имена) поверит когда-нибудь, что ее соседка леди Крез точно такая же леди, как ее милость? Разве леди Крез перестанет вздыхать о вечерах герцогини и оказывать покровительство миссис Шелкибархат, муж которой пока еще не баронет? Разве миссис Шелкибархат подаст когда-нибудь дружески руку бедной миссис Сидди и бросит свои недостойные выкладки касательно ее доходов? Разве миссис Сидди, голодающая в своем большом доме, переедет в удобный маленький особнячок или в меблированную квартиру? Разве ее домохозяйка мисс Летсем перестанет возмущаться фамильярностью торговцев или плакаться на дерзость и наглость своей служанки Сью, которая носит цветы на шляпке, словно какая-нибудь леди?

Но зачем надеяться, зачем желать прихода таких времен? Разве я желаю всем снобам гибели? Желаю, чтобы не нужны стали эти очерки? Ведь ты тоже сноб и брат им всем, о сноб-самоубийца!

Глава XLIV Клубные снобы

Так как я хочу в особенности угодить дамам (которым кланяюсь самым низким и почтительным поклоном, сопровождая его приличными для праздников поздравлениями), то мы теперь, с вашего разрешения, займемся обличением того разряда снобов, против которых особенно ожесточаются женские сердца: я имею в виду клубных снобов. Мне крайне редко приходилось слышать, чтобы даже самые кроткие и уступчивые женщины говорили без озлобления о клубах, этих общественных учреждениях, этих пышных дворцах возле Сент-Джеймс-стрит, в которые открыт доступ только мужчинам; в то время как у дам имеются всего-навсего сомнительные трехоконные кирпичные ящики в Белгрэвии, в Паддингтонии, или же в районе между дорогами, ведущими в Эджуэр и в Грейз-инн.