Книга снобов, написанная одним из них

И опять-таки у вас нет никакого основания думать, будто среди них так уж много снобов. Ведь их и самих очень мало. Автор книжки об английской аристократии, который именует себя Гэмпденом-младшим (и похож на Джона Гэмпдена[89], как «Панч» на Аполлона Бельведерского), перечисляет множество профессий, называя имена англичан, кои в них преуспели; он утверждает, что аристократия не дала миру ни хороших жестянщиков, ни адвокатов, ни художников, ни богословов, ни канатоходцев, ни представителей иных специальностей, тогда как из народа вышло множество людей, отличившихся в названных выше профессиях. Из этого следует, что аристократия — низшая раса, а народ — высшая. Это довольно жестоко со стороны Гэмпдена-младшего, да и довод против бесчестной и слабоумной аристократии не совсем справедливый, ибо всякому ясно, что лорд не может играть на скрипке или писать картины без природного таланта и без практики, что люди выбирают себе профессию хлеба ради, а если у них имеются большие или хотя бы достаточные средства к жизни, то они обычно предпочитают праздность. Лже-Гэмпден, мне кажется, упустил из виду, что аристократам просто нет нужды приобретать вышеназванные профессии; а главное, он забывает сказать, что народ относится к знати, как сорок тысяч к одному, и, следовательно, последняя вряд ли может дать столько выдающихся людей, сколько их можно найти в народной среде.

Точно так же (я признаю, что вышеприведенный пример слишком длинен, но в труде о Снобах надо уделить слово и снобу-радикалу, как и всякому другому) едва ли среди вигов найдется много снобов: ведь среди людей так мало вигов.

Я считаю, что настоящих, живых вигов на свете не больше сотни — из них человек двадцать пять занимают посты, остальные готовы их занять. Нельзя и ожидать, что в таком малочисленном обществе много снобов того сорта, какой мы ищем. Как редко можно встретить настоящего, общепризнанного вига! Знаете ли вы хоть одного? Знаете ли вы, что значит быть вигом? Я могу понять человека, если он озабочен тем или иным мероприятием, если он желает, чтобы отменили пошлины на сахар, или на хлеб, или чтобы не урезали в правах евреев, да мало ли еще чего; но в таком случае, если Пиль займется этим делом и избавит меня от забот, он меня устраивает не хуже, чем всякий другой, как бы его ни звали. Я желаю, чтобы в моем доме был порядок, чтобы в комнате у меня было чисто, и не все ли мне равно, какую возьмут щетку и совок для мусора.

Чтобы быть вигом, надо быть реформатором — более или менее, это уж как вам угодно, — но и кое-чем сверх того. Надо уверовать не только в то, что хлебные законы следует отменить, но и в то, что виги должны быть у власти; не только в то, что Ирландию надо усмирить, но и в то, что виги должны быть на Даунинг-стрит. Если народ непременно хочет реформ, что ж, разумеется, тут уж ничего не поделаешь, но помните, что реформы эти должны считаться заслугой вигов. Я верю, что весь мир принадлежит вигам и все, что от них исходит, есть благо. На днях, когда лорд Джон благословлял народ в ратуше и рассказывал всем нам, как виги добились для нас хлебного закона, — честное слово, мы, кажется, оба этому верили. Не Кобден и Вильерс с народом этого добились, а именно виги каким-то образом пожаловали нам это благо.

Они — высшие существа, от этого никуда не уйдешь. То, что Томас из Финсбери кощунственно назвал «лукавством вигов», существует — и побивает все прочие виды лукавства. Сам я не виг (быть может, нет надобности это говорить, не говорю же я, что я не король Пиппин в золотой карете, не король Хадсон и не мисс Бердетт-Кутс)[90], я не виг, но ах, как бы мне хотелось быть вигом!

Глава XXII Снобы-штатские