Книга Слов

3. Rittenuto par exellence

Проходит сто лет. Я просыпаюсь в саркофаге,
А вокруг меня бродят сплошные копрофаги.
За эти сто лет я едва ли стал моложе;
Лежание в саркофаге плохо сказывается на коже.

Я догадываюсь — я недоволен судьбой;
Я бесстрашно вызываю копрофагов на бой —
Но они поднимают нечеловеческий гам
И перезрелыми яблоками со стуком валятся к ногам;

Оказывается — их привёл сюда Божественный Гусь;
Оказывается — они сто лет ждали, пока я проснусь,
Потому что я лично знаю Гию Канчели
И могу разрешить им играть на виолончели.

Я подписываю эдикт на серебряном блюде.
Копрофаги! Вы же, в сущности, замечательные люди!
Раскрывается потолок. Средь ощерившейся тьмы
Раздаётся крик: «Mon ami! Это мы!»
И, едва не задев винтом дирижабля древних стен,
Спускаются мои друзья Вашерон и Константен,
Одемар Пиге, переодетый сельским пастором,
И Роже Дюбуи с полупрозрачным геттобластером;
И, в кислотном маскхалате, как удолбанный талиб,
С Bloody Mary в руке, мой кузен — Патек Филипп.
Копрофаги подносят нам соли и хлеба
И мы взмываем стрелой в женевское небо.
Я просыпаюсь от этого сна, как от поцелуя.
Аллилуйя!

4. Largo con carne

Новый Век!
Кто не спрятался — я не виноват.
Над поверхностью воды лишь Кайлас да Монсальват.
Остальные существуют в подводном мире
И на каждой их ноге стопудовые гири;
И каждый говорит: «Я такой молодой,
Что мне не обременительно оставаться под водой
И неважно, что вываливается моя вставная челюсть,
Зато слева от меня душка, а справа прелесть.
Если добро, то должно быть с кулаками,
Если писатель, то Хируко Мураками;
А ежели вцепится в душу мысль, что что-то здесь не так —
Пойду в церковь к священнику и дам ему пятак,
Он как-то там по-свойски договорится с Богом
И я снова буду прыгать по жизни бандерлогом»…

Шестое декабря. 5.30 вот уже.
Я сижу в Bon Genie на четвертом этаже,
Высоко над рельсами, высоко над проводами,
И гляжу на них на всех подобно расчувствовавшейся даме:

Насажай им, Господи, ангелочков в бородУ,
И благослови их трамваи на резиновом ходу,
Благослови их синотеку,
Благослови дискогогу;
Пусть лелеют свою жизнь, как единственную ногу.
Может быть когда-нибудь кто-то из них иль их наследников
Всё-таки захочет дышать без посредников!

***
Охладел мой чай и окружающая его посуда.
Эй, Патек Филипп! Забирай меня отсюда!
Или — лучше — всунь свой Bloody Mary в эту руку мою,
И я еще попою!