Воистину, у неизменных друзей острова Манун помутился разум: неужели они, прекрасно зная силу адептов Нечистого, не понимали, чем кончится это бессмысленное нападение? Почему…
Правитель Голубого Круга судорожно схватился за амулет, протянул перед собой свободную руку, внезапно уловив уже знакомый ментальный щуп, что постоянно ощущался то тут, то там вокруг острова, — призрак чужого разума, оставивший свой след в сознаниях гибнущих людей. Значит, все это не просто так?
— Но кто же ты, кто? Явись, — со злобой пробормотал себе под нос мастер, вызывая неведомого врага. — Выйди на честный поединок, если хочешь войны.
В голове священника послышалось насмешливое пощелкивание:
«Так тебе интересны секреты С’таны, киллмен? Тогда иди в его разум, я приоткрою тебе узкую щелочку.»
Дигр мгновенно стряхнул с себя все печальные думы и сосредоточился на прощупывании памяти адепта тьмы. Он прекрасно понимал: другого такого шанса не представится.
Сознание правителя Голубого Круга пронизывал холод. В нем почти не ощущались обычные человеческие эмоции — их полностью вытеснили жажда власти и искренняя преданность Нечистому. Основные чувства переплетались настолько, что трудно было понять, служит С’тана темным силам, чтобы добиться власти, или стремится к власти, чтобы лучше служить своей вере.
Отсюда, из низших, чувственных пластов Дигр и начал пробираться наверх, к самым поздним воспоминаниям.
Сливаясь с сознанием мастера, священник понял, что никакого детства, никакой молодости у того не было. Во всяком случае, ничего подобного в его памяти не отражалось.
Там сохранились только пытки, новорожденные лемуты, расчлененные тела. Причем жертвами пыток и убийств в основном оказывались не люди, а именно юные глитики и ревунчики. Имелось несколько воспоминаний о войнах, в которых С’тана командовал крупным отрядом Псов Скорби, а потом опять — опыты, опыты, опыты, причем навязчивой манией проглядывала одна мысль: лемуты должны уметь говорить! В этом таилась какая-то огромная, невероятная возможность.
Первый из говорящих лемутов стал самым ярким из воспоминаний. Киллмен различил его в подробностях: уродливый, скособоченный, коротколапый глит. Потом опять война, вспышка радости от принятия поста правителя Голубого Круга, снова опыты — на этот раз большинством жертв были люди, от девушек и детей до глубоких стариков и сильных воинов. Их головы испепелялись на глазах, бегали одетые в рясы адепты, а самого С’тану переполняла ярость.
Огромные машины непонятного назначения и самых причудливых форм, ковыряющиеся в них мастера — по необходимости одетые не в привычные балахоны, а в куртки с короткими рукавами, — выращенные в подземных лабораториях драгоценные кристаллы, погружаемые в железные внутренности кораблей и механизмов.
И снова удача — хлопающий глазами лысоватый толстяк, в растерянности пытающийся перегрызть лежащий на столе осиновый крест.
Воспоминания стали более подробными, и священник начал понимать, что метсианские селения вовсе не обязательно завоевывать силой — достаточно внедрить в сознания руководителей воинских отрядов и правительства другие личности. Например — специально выведенных для этого лемутов.
Теперь становилась ясна и конечная цель изысканий темного мастера: он создавал говорящего лемута с достаточно развитым сознанием, который смог бы заменить человеческую личность в ее теле так, чтобы резко изменившегося правителя или командира не приняли за одержимого или лишившегося разума. Говорящие воины: глиты, Волосатые Ревуны, Люди-Крысы — стали всего лишь побочным результатом большого эксперимента.
Воспоминания становились все более и более четкими. Дигр словно сам, своею рукой толкнул тяжелую дверь и вошел в большой, тускло освещенный зал. Несколько сот лемутов стояли здесь не шелохнувшись так близко друг к другу, что, казалось, образовывали единый организм. На стене светился экран. Киллмен узнал на нем изображение Нагрокалиса с высоты птичьего полета.
Священник знал, что каждый из лемутов невидимыми узами соединен с одним из жителей города. Разум нелюдей перекачан в человеческие тела: убей лемута, и он останется в человеке навсегда. Правда, тогда новое существо станет самодостаточным и неуправляемым.
Машина для перекачки разума более всего походила на гроб с укрепленным на крышке тележным колесом из полупрозрачного голубоватого стекла. По ободу располагались таинственные руны. Внутри гроба что-то клокотало и булькало. Священник прошел меж омертвевших тел по единственному проходу и повернул колесо. Бульканье стихло. Лемуты шевельнулись…
На ночь давление на сознания далеких людей можно было ослаблять — все равно большинство спит. Зато оставшиеся здесь тела начинали двигаться, махать лапами и переступать ногами, в соответствии с идущими вдалеке снами. Это тоже необходимо — от долгой неподвижности оставленные здесь тела начинали болеть.
Нагрокалис, Алигана, Тоторик — вспоминал священник уже покорные его воле города. Первые из лазутчиков обретали тела в Баннере и Калгари. Скоро все они почувствуют на себе железную руку Голубого Круга.