Читаем Книга образов полностью

как в лихорадку, в глухое, дремотное он

погружался,

он — этот новый, стыдливый, как был он опутан

темных событий и тайн вширь раскинутой сетью,

стаей причудливых форм, слившихся в зверском

обличье,

льнувших к нему. А он, им отдавшись, любил их.

Дикость свою он любил, внутренний мир свой,

эту дремучесть свою, где на обломках скалистых

высилось юное сердце. Любил. Но отринул —

вдаль, за пределы истоков своих проникая,

где и рожденье его уж забыто. С любовью

он углублялся в древнюю кровь, в те ущелья,

где лежало ужасное, предками сытое. Хитрым

взглядом оно подмигнуло, его узнавая.

Право, оно улыбалось… Не часто

ты ему нежно так, мать, улыбалась. И как же

не полюбить за улыбку? Раньше твоей ведь

эта возникла любовь, — когда ты носила ребенка,

было оно вместе с ним в живительной влаге.

Видишь ли, мы не способны любить, повинуясь

зову весны, как цветы, — нет, мы любим,

соком питаясь из недр первобытных. О, знай же,

девушка: любим в себе мы не то, что единожды

будет,

но что вечно в нас бродит; не это дитя,

любим мы предков — обломки тех скал,

что в недрах у нас залегли; любим иссохшее лоно

многих тех матерей; и безмолвье

облачной местности, тусклой, где судьбы таятся:

все это, девушка, было и прежде тебя.

Ты же, не ведая, вызвала к жизни

прошлое в любящем. Древние хаосы чувства

всплыли наверх из существ отошедших. Что за

женщины злобой зажглись к тебе. Ярость мужскую

в жилах его распалила ты. Мертвые дети

вдруг потянулись к тебе… Тише, о, тише,

будь же ласкова с ним, будь с ним добра и ровна,

в сад его уведи и дай ему ночи

преобладанье…

Утешь его…

Перевод Т. Сильман

<p>Из сборника «СОНЕТЫ К ОРФЕЮ»</p><p>I</p>

И дерево себя перерастало.

Орфей поет. Ветвится в ухе ствол.

В молчанье было новое начало,

лесистый пробуждающее дол.

Спешили звери из дремучей дали,

кто с лежбища, кто из берлог и нор;

не хитрость и не страх, как до сих пор,

их красться светлым лесом побуждали

лишь собственные уши; рев и крик

сошли на нет, когда среди пустыни,

где разве что шалаш встречал бездомных,

убежище из вожделений темных

со входом, чьи столбы дрожат поныне,

храм в диких дебрях слуха ты воздвиг.

Перевод В. Микушевича

<p>II</p>

С напевом лира ласково слилась,

и вышла девушка из их слиянья;

сквозь ткань весны разбрызгала сиянье

и, как в постель, мне в ухо улеглась.

И было все в ее глубоком сне:

луга, деревья, близость, отдаленье,

внезапный мой восторг и удивленье,

когда-либо ниспосланное мне.

Мир — сон ее. И как ты мог дойти,

о певчий бог, до мастерства такого?

Ее ты сотворил, не разбудив.

А где же смерть? Последний где мотив?

Ведь песня поглотить себя готова.

Не выронить бы… Девочка почти…

Перевод В. Микушевича

<p>III</p>

Лишь тот, кто среди теней

поднимет лиру,

близок хвалой своей

этому миру.

Лишь тот, кто отведал там

с мертвыми мака,

стал дорожить и сам

нотою всякой.

Образ такой усвой:

пусть отраженье

смоет вода;

только в стране двойной

голос, как пенье,

нежен всегда.

Перевод В. Микушевича

<p>III</p>

Тот лишь, кто с лирой своей

не расставался,

кто ей и в мире теней

верен остался,

тот лишь, кто с мертвыми ел

мак, не гнушаясь,-

тот бесконечность воспел,

струн не касаясь.

Пусть, отраженный на дне,

образ расплылся:

образ познай.

Только на той стороне

всем нам открылся

вечности край.

Перевод Т. Сильман

<p>IV</p>

Слышишь, Господь? Страшна

новая эра.

Провозглашена

новая вера.

Слух пропадет вот-вот

в столпотворенье.

Хочет гудеть завод

и в песнопенье.

Это машина.

Как она что ни час

мстит нам, калечит нас.

Ей бы служить весь век.

Разве не человек —

первопричина?

Перевод В. Микушевича

<p>V</p>

Мир переменчив на вид,

словно миражи;

древность ему предстоит:

она все та же.

Перемещенью эпох

в таинствах мира

ты предшествуешь, Бог,

и твоя лира.

Нам неизвестна роль

скорби; любовь и боль,

смерть все еще вдали

нам не открылась;

но над пределом земли

песнь воцарилась.

Перевод В. Микушевича

<p>VI</p>

О танцовщица: смущенье

преходящего — как его пустила ты в ход,

где окончательное вихревращенье

дерева, что вобрало в себя колебаньями год?

Разве не расцвела, когда ты высоту овевала,

вдруг верхушка твоей тишиной? Не взошла

разве ты солнцем над ней, летним солнцем,

где торжествовала

ты, состоящая вся из тепла?

Восхищенное дерево, отягощенное чудом

тихих плодов, где цела все еще твоя кровь

в зрелом кувшине с более зрелым сосудом

и в картинах, где одно с другим соприкасалось

там, где темной полоской бровь

тенью в стену или рисунком вписалась.

Перевод В. Микушевича

<p>VI</p>

О танцовщица! Ты претворенье

всепреходяшего в трепетный шаг, о, растет

вихрь этот в конце, это древо движенья,

власть его обняла завершившийся год.

А в паренье твоем и в кружениях зримо

вдруг вершиной своей не оно ль расцвело?

Солнце оно и лето — и неизмеримо

это тобой излучаемое тепло.

Да, и оно плодоносит, древо экстаза.

Вот перед нами, очерчены вновь и вновь,

стройный кувшин и плавно созревшая ваза…

В образах этих — не сохранилось ли что-то,

что твоя капризная бровь

дерзко вписала в дугу своего поворота?

Перевод Т. Сильман

<p>VII</p>

Голос творения — птичий крик.

Звуком внезапным сердце томимо,

а дети на воле кричат помимо

птичьего крика в случайный миг.

Как люди внедряются в сновиденья,

далям всемирным равновелики,

птичьи ли крики в свои владенья,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики