Книга Кораблей. Чародеи (СИ)

— Родичи? — он как-то странно дернул головой. Я заметила на подбородке три коротких белых шрама. — Ты помнишь повешенных, князь? Как они качаются в петлях, глядя пустыми глазами? И как в небо поднимаются жирные дымы?

Феллран сделал шажок вперед. Стрелы оставались в колчане, и меч — в ножнах.

— А ты видел, как в Мерриане сжигают ведьм, князь? Каждую субботу по ведьме. Как трещат в огне их волосы? Рыжие в рыжем?

Он щепотью зажал уголки глаз и переносицу, точно утомился смотреть.

— И как остроухих детей в Вениссе ордальоны бросали на копья? Бросали и смеялись? Мадре встал между им и мной.

— Я… сочувствую тебе, разведчик. Но сейчас не время.

— А когда будет время?!

Феллран был почти так же высок, как Одрин, и смотрел на меня через его плечо. И продолжал тупо и монотонно:

— Я не охотник, не хищник, подстерегающий добычу. Я не убийца. Я — Совесть. Я — Длань Справедливости. И я просто пришел показать тебе, что к чему.

— Спасибо, — мягко отозвался князь. — Приходи, мы поговорим об этом утром. А сейчас нам пора ехать.

— Она никуда не уедет!!

Мужчины сцепились, как два кота, катаясь по траве; с громким хрустом сломались стрелы. Наконец князь уселся сверху, прижав к земле руки Феллрана, беспомощно оглянувшись на меня. Губы безумца продолжали двигаться: «За смерть дочки… За кровь братьев… За сердце князя».

Одрин приложил его о корень, и разведчик обмяк. Муж в сердцах выругался:

— Какая скотина?

— Я сам… — прошептал Феллран чуть слышно. — Я — Топор Судьбы. Вы больны давней… я — ваш лекарь…

— Нашелся… врачеватель! — я, нагнувшись, отцепила меч от его пояса. — Свяжем и в замок отвезем.

И тут Эверний, извернувшись, всадил мне в плечо нож, спрятанный до того под курткой на груди. Мы с Одрином действовали молниеносно и одновременно. Я левой, здоровой рукой заехала мстителю в ухо. А Мадре — шарахнул заклятием окаменения. Феллран элвилинской статуей остался валяться в траве. Одрин подхватил меня на руки:

— В седле удержишься?

— Ерунда… — кровь щекотно ползла из-под ножа. — Смогу.

Голова мягко кружилась, и я никак не могла понять, почему князь так встревожен.

— Мне… хорошо…

Муж подсадил меня в седло, вскочил сзади и пнул лошадь коленями. Кобыла молнией сорвалась с места, полетела, как ветер, едва касаясь копытами мягкой травы:

— Триллве! — прокричал Одрин. — Говори со мной, слышишь?

— О… чем? — мысли путались, язык заплетался. Я сонно улыбнулась, заглядывая князю в глаза. Мне было очень, невероятно хорошо.

Глава 15 Дальнолесье, Твиллег. Хельга Блэкмунд

«Имя дается человеку один раз, а потом всю жизнь оказывает влияние на своего обладателя. Скажите мне, как вас назвали родители, и я расскажу вам, что вы любите, чего боитесь и как, в конечном итоге, сложится ваша судьба…» — Хельга будто наяву услышала дребезжащий мягкий тенорок профессора по нумерологии. Этот убеленный сединами старикан с длинными волосами, широкой куцей бородкой и ярко-синими, добрыми глазами никогда не раскрывал студентам собственного имени. Должно быть, опасался, что оглоеды найдут его слабые стороны благодаря его же теории. И просил, чтобы его называли просто мэтр Нумеро. Иногда на старика находила блажь, и с начала занятия, пристально вглядываясь в лица едва сдерживающих смех учеников, профессор начинал перечислять имена. Делал он это медленно и вдумчиво, как бы пробуя каждое на вкус, словно пытался разглядеть нечто, обычному зрению не поддающееся. В такие минуты начинающая волшебница Хельга Блэкмунд всегда чувствовала себя неуютно и, глядя исподлобья на мэтра Нумеро, ловила в его глазах странное выражение — старик смотрел немного заискивающе, точно умоляя, чтобы хоть кто-нибудь ему да поверил. Он что-то говорил о сочетании рун, о количестве звуков, о музыке сфер и других заумных вещах — фатальным для его теории оказывалось то, что нумерология по расписанию всегда стояла где-то в середине дня, перед самым обедом. В эти часы здоровые утробы студиозусов отчетливо начинали требовать насыщения, и зов тела по большей части перекрывал голос разума. Профессора считали в Академии чудаком. Юные магики частенько потешались, подкидывая к нему в аудиторию какую-нибудь очередную гадость навроде разрисованной белыми цифрами черной кошки, и даже коллеги посматривали на старика снисходительно. Однако теперь, следуя верхом за вороным конем легата к главному замку пришлых, Хельга была склонна согласиться с утверждениями мэтра о влиянии имени на сущность обладателя: всю дорогу советница словно ощущала дуновение холода от выпрямившегося в седле эйп Леденваля.

Порыв встречного ветра ударил по лицу, женщина медленно сморгнула и подняла глаза к небу. Оно было непривычно далеким, иссиня-черным с разбросанной горстью льдинок — сверкающих, пронзительно прекрасных и бесконечно холодных — таких же, как ее спутник. Советница поежилась, поправила на плечах темно-зеленый шерстяной плащ и, отпустив на минутку поводья, согрела дыханием окоченевшие руки.