Если верить сексологам, фригидные женщины занимаются сексом снова и снова не для того, чтобы наконец-таки поймать оргазм. Наоборот, они лишний раз хотят убедить себя в том, что он им не доступен.
Мы лежим в постели и пьём «Чёрный доктор». Я должен спросить:
— Вы смогли бы убить человека?
— Я бы убила мать, — не задумываясь, отвечает Нина.
Не слушаю её, обращаюсь в пустоту:
— Мне кажется, убить можно лишь, родившись с этим правом.
— Животные убивают каждый день, — говорит Инна.
— Но мы не животные, — замечаю я.
— Ты не можешь убить, Даня? — тушит сигарету Инна.
— Не способен, — я стараюсь придать беседе форму игры.
— Должна быть веская причина для убийства. Если её нет, то нет и решимости.
— Разве человек может убить, взяв на себя функцию Бога? — спрашиваю я. Инна отвечает:
— Бог — это форма безумия. Разница между мной и тобой, Даня, в том, что я способна принимать себя такой, какая я есть. Ты же слишком много размышляешь и не можешь взять на себя ответственность за то, что хочешь сделать. Ты безумен Богом, потому что Бог — это выдуманное ограничение высшего порядка, табу на все времена.
— Ты как Иван Карамазов, — вздыхаю я, — всё дозволено, всё можно, так выходит?
— Когда у тебя появится веская причина убить, ты сделаешь это. На всякого Карамазова найдётся свой Смердяков…
Когда он позвонил, я решил, что ошиблись номером. Ему пришлось долго объяснять мне, что он, Арнольд, тот самый человек, который верховодил на странной вечеринке, где мне довелось быть фотографом. Наконец, я согласился на встречу.
— Мы следили за вами, — говорит Арнольд.
Его чувственные губы, по обыкновению, не шевелятся. Рот закрыт. Мы в уютном кафе с бледно-розовыми скатертями и пышной зеленью на подоконниках. Он платит.
— Для чего и как?
— Отвечу только на ваш первый вопрос. То, что вы видели, допустим, игра. Но среди играющих есть серьёзные люди, которые хотят конфиденциальности.
— Я оправдал оказанное мне высокое доверие?
— Да. Вас не зря рекомендовали. — Арнольд смотрит в окно. — Скажу больше, поскольку не вижу смысла в этих хождениях вокруг да около: хотели ли бы вы стать частью одной большой идеи, Даниил?
Во мне и так слишком много идей, думаю я, смертоубийственных идей, из плена которых никак не освободиться, но я говорю:
— Какого рода эта идея?
— Вы думали о нашей стране?
Те же заходы в разговоре, что и у Яблокова или Марка Ароновича. Все эти, допустим, предводители одинаковы.
— Наверное.
— Вам не кажется, что во все времена она была подвержена расшатывающим девиациям внешнего мира? Допустим, как в роддоме одного младенца меняют на другого, другого на третьего и так далее. И каждый прекраснее предыдущего.
— Значит, мы достигли совершенства?
— Как раз таки нет, Даниил. Ныне мы находимся, допустим, в застойном состоянии. В условиях застоя, духовного и социального, интеллигенция, как в лучшие годы, должна стать двигателем процесса перемен.
— Не дай вам бог жить в эпоху перемен, говорили китайцы, — вспоминаю я.
— Что угодно? — наконец-то появляется официантка.
— Двести водки и четыреста томатного сока, смешать, — привычно заказываю я.
— Вам? — официантка обращается к Арнольду.
— Кофе по-венгерски, — официантка уходит, и Арнольд продолжает. — Человек, допустим, склонен страдать от собственной ничтожности и бессмысленности жизни, об этом много написано и переписано, но вся эта шелуха отпадает, как только появляется идея. Идеи правят миром. Они не имеют предела.
— Чего вы хотите? — прямо спрашиваю я, устав от демагогии.
— Мы, допустим, знаем о вашей причастности к обществу Кали.
— Что за фантазии? — стараюсь выглядеть удивлённым. Арнольд равнодушен:
— Даниил, допустим, мы сейчас будем долго изображать удивление и отнекиваться, но это не изменит ничего, кроме того, что вы, допустим, останетесь в проигрыше. Я понимаю, что Арнольд не блефует.
— И это вам сообщил мой загадочный рекомендатель?
— Ваша, допустим, причастность к вирусу Кали…
— Арнольд осекается.
Официантка приносит заказ. Я жадно выпиваю полстакана водки с соком. Арнольд не притрагивается к кофе и продолжает экзекуцию:
— Она может быть нам на руку. Допустим, у меня есть к вам взаимовыгодное предложение.
Наша жизнь — это сон. Кто бы ущипнул меня, чтобы я проснулся вне этой психоделической фантасмагории. Я видел этого человека, Арнольда, один раз в жизни на странной вечеринке, похожей на оргию членов загадочного культа, и он уже знает о том, что я состою в секте тех, кто разносит вирус. Неужели так бывает?
— Вас не смущает то, что мы видимся второй раз в жизни? — говорю я напрямую.
— Не имеет значение количество. — Арнольд отпивает кофе. — Мы знаем о вас достаточно. Верьте мне на слово. Допустим, у нас хорошие информаторы.
Вновь эти загадочные третьи лица, которые рекомендуют меня и втягивают в опасные игры. Кто же это? Кто-то из позитивных; иначе откуда ему знать про мою причастность к секте?
— Моя выгода? — я в два глотка допиваю водку с соком и ищу официантку.
— Деньги и, допустим, безопасность.
— Допустим или гарантированная безопасность? — меня уже порядком раздражает это его «допустим».
— Гарантированная.