Книга духов

О, что это была за лошадь – казалось, настоящий зверь! Хотя на самом деле – обыкновенная ломовая кляча, вряд ли способная мчаться рысью, как это мне вспоминается. Гораздо отчетливей помню, как крепко я держалась за Эдгара. Последнее обстоятельство представлялось мне не совсем подобающим, однако уверена, у него и в мыслях этого не было. Помню его широкую спину, к которой от проступавшего на ней пота прилипала льняная рубашка; его гибкое, сухощавое, мускулистое, загадочное и вместе с тем слегка вульгарное тело, мне думается теперь, как нельзя лучше соответствовало его речи и нынешним его публикациям: Эдгар имеет склонность в своих критических обзорах жечь многих собратьев-беллетристов раскаленным пером до полного уничтожения.

Скакали мы бесконечно долго – или так казалось. По правде говоря, хватило и пяти минут, чтобы выбраться от здания фирмы на дорогу, идущую вверх по склону холма, и устремиться на запад, в Молдавию.

С высоты холма, на котором она была расположена, Молдавия взирала вниз, на пристанище коммерции, величественно, как и подобает лорду – нет, истинному феодалу. Года за два до моего прибытия в Ричмонд Джон Аллан – благодаря унаследованному от покойного дядюшки состоянию, которое превышало, по слухам, пятьсот тысяч долларов, – ставший одним из богатейших собственников штата Виргиния, купил Молдавию за пятнадцать тысяч и водворил там свою супругу Фрэнсис Валентайн, ее сестру Нэнси и своего подопечного, Эдгара.

Сады Молдавии простирались вниз по восточному склону холма в сторону самого города, а по южному – к реке. На востоке росли овощи, а на юге – смоковницы, кусты малины и деревья, опутанные виноградной лозой. Наружный вид дома не слишком располагал к себе – по крайней мере, на мой взгляд; выделялись разве что две галереи, на нижнем и верхнем этаже, обращенные на восток.

Эдгар передал нашего коня конюху, по которому прошелся вожжами, и, когда мы вступили в дом, громко начал звать хозяйку.

Через парадную дверь, помнится, мы попали в просторный холл, справа от которого находились утренняя гостиная и чайная комната, налево – столовая причудливой формы с изысканной обстановкой. На втором этаже, над столовой, гостиная, достаточно обширная для устройства танцев, повторяла ее геометрию. Прочие комнаты наверху были отведены в исключительное распоряжение Джона Аллана. Сестрам Валентайн принадлежали свои анфилады комнат, увиденные мной через распахнутые двери, – их я получила возможность изучить.

Эдгар велел пожилой чернокожей женщине проводить меня наверх в его комнату, сам продолжая окликать свою приемную мать.

Фрэнсис Валентайн Аллан, рожденная в одной из первейших и утонченнейших семей Ричмонда, обладала мягким характером и, вероятно, не подходила Джону Аллану ни по одной супружеской статье. Вероятно также, что она прониклась к нему антипатией. В итоге Эдгар – обласканный, нет, с раннего детства обожаемый Фрэнсис и ее сестрой – сделался для Джона Аллана предметом ненависти, до предела заполнившей все его чувства и мысли. В самом деле Эдгар не знал никакого удержу, стараясь выместить все обиды – реальные или воображаемые, которые ему так долго приходилось терпеть от Джона Аллана.

Эдгара возмущало также открытое волокитство Аллана, позорившее Фрэнсис. Подозреваю, что и Эдгару пришлось терпеть подобное унижение; я сама слышала его едкие отзывы о некоем Генри Колльере, незаконном сыне Аллана, который мрачной тенью преследовал Эдгара все детские годы и сделался его неотступным злым духом. Супружеская неверность Аллана сделалась еще очевидней после того, как он вмешался в сердечные дела Эдгара: Аллан, в сговоре с отцом возлюбленной Эдгара – Эльмиры Ройстер, – тайно задумал положить конец их неофициальной помолвке, которую оба родителя считали неуместной (так думала и Розали, поведавшая мне эту историю). Письма перехватывались, распространялись всякие небылицы, и, когда Эдгар вернулся домой из университета – пристыженный, если не униженный, – оказалось, что Эльмира Ройстер официально помолвлена с другим.

Под пятой Джона Аллана (и вдобавок под его крышей) у Эдгара не оставалось другого выбора, как только согласиться на занятия коммерцией. Дни проходили в корпении над омерзительными гроссбухами. Эдгар погряз в ненавистной работе, писать и читать удавалось лишь урывками. Возможно, его первые пробы пера уже опубликованы, я не знаю. Если так, то им еще предстоит помочь снискать автору признание или навлечь на него хулу. И вот Эдгар, зажатый в тиски между нищетой (собственной) и богатством (Аллана), с разбитым сердцем, все более погружаясь в уныние и все чаще впадая в неистовство, твердо вознамерился осуществить побег.

В тот день, когда я оказалась в Молдавии, Джона Аллана там не было, отсутствовала и Розали. Она, конечно же, находилась в Дункан-Лодж – доме Макензи.