Сон под названием Север закончился для меня. Мы навсегда покинули Кодинск. Я помню, как плакала, отправляясь в путь. Мелькавшие деревеньки и однообразная тайга казались такими родными, что моему горю не было предела. Прощаясь со своим детством, я становилась взрослой. В окно веяло ветерком свежести и влажной хвойной прелести, ничто никогда не воскресит тот запах свежих деревьев, сияющего солнца, прорубавшего просеку сквозь густые еловые ветви. Ягоды тайги, брусника и голубика, только сорванные, тающие во рту, с кислинкой лопающиеся. Прохладный, влажный гриб, накрытый сгнившей травой, упруго сжатый в ладони и дарящий радость от слияния с ним – подарком природы. Ничто не могло сравниться с этим ощущением, заменить лес – эту воплощённую мысль о Боге, разлитую в зеленой безусловности и красоте тайги. Лес мелькал перед взором, для меня он не был однообразным, он был живым, и я прощалась с ним, как с чем-то, что было частью меня. Этого нельзя передать словами, я вновь приехала в промышленный город, в котором родилась, в котором прошло мое бессознательное детство, я приехала сюда с пробоиной в своем сердце. Я тогда была одинока так, как никогда в своей жизни, вся моя проявленная жизнь осталась там, глубоко в сибирской тайге.
Контрастным, серым и грязным показался мне город: серые лица прохожих, пепельный снег даже зимой, темные окна, покрытые налетом сажи, свозь которые не мог пройти солнечный свет. Я ненавидела все это, я ненавидела жизнь, в которую попала. В моей жизни, соответственно, начались неприятности. Мир служил отражением моего настроя к нему. Попав в школу, я увидела насилие и ненависть, царящие среди детей. Мне показалось, что подростки полны злобы: избивают друг друга, занимаются развратом и разбоем, меня тошнило от грязи, которой были испачканы и улицы, и дома, и люди, и души всех в этом городе. Мне казалось тогда, что добро умерло в мире.
Мое восприятие и отношение к людям изменилось тогда, когда я узнала их поближе, когда поняла, что они страшно одиноки, даже более одиноки, чем я. Ведь я писала картины, много читала и жила в необычной наполненности самой собою, а у них не было этого. За иллюзорной расхлябанностью и нагловатой распущенностью таилось плачущее жалкое существо, которое когда-то было великой душой. Эти души заблудились. Множество молодых парней обращали на меня внимание. Я не была похожа на других, я была собой и поэтому отличалась. Я жила, а они существовали.
В этот период случился мой приход в храм. Оказавшись в соборе и ощутив великолепную благодать, я почувствовала, будто долго искала кого-то, вдруг нашла и растворилась в нем. Я ходила в храм, молилась, но исповедоваться и целовать руку священнику мне не хотелось. Где-то глубоко во мне жило знание, что Бог рядом и вокруг нас, и для того, чтобы открыть связь с ним, не нужно никаких посредников. Важно иметь место, в котором ты можешь побыть наедине с собой, чтобы поклониться прекрасному. Это прекрасное было у меня внутри. Я приходила на праздничные службы смеясь, глубоко веря в то, что Бог – это радость, это песня, это ощущение счастья. Однажды ко мне подошел пожилой мужчина и, осуждающе посмотрев, сделал замечание, что в храме не положено стоять с сияющим лицом, полагается плакать и причитать, молиться и просить прощения за грехи свои. Я с любопытством посмотрела на него и решила, что с Богом у меня свои отношения. И почему кто-то указывает мне, как поступать, если меня наполняла любовь, а грехов за собой я совершенно не чувствовала. Интересные эти люди при церкви, кажется, что времена изменились, а они застыли в развитии. Сейчас ты можешь действовать и своей жизнью выражать благодарность Богу, твоя жизнь может стать песней во славу Ему. Вместо этого они приходят в церковь и даже в храме находят повод, чтобы кого-то осуждать. Осуждать – это значит говорить, что хорошо, а что плохо. А кто ты такой, чтобы судить? Ведь главная заповедь Христа состояла в том, чтобы не судить, тогда и ты не будешь судим. Люди при церкви об этом забыли. Я задумалась и вышла из храма, решив, что, расскажи я священнику о своих снах, меня неминуемо здесь же подвергли бы публичному осуждению и «распяли» на кресте, а может быть, как во времена инквизиции, сожгли бы на костре как ведьму. Я думала про себя, как много берут на себя в этой жизни люди, тогда как Бог вообще лишен осуждения. Бог безусловно продолжает любить всех нас, он любит нас несмотря ни на что.
После этого случая я стала посещать храм реже, все чаще я приходила в свой собственный храм, который был у меня в душе.
Глава 14. Ориентир
– Знаешь, – сказал Белый, – пожалуй, ты прав, нужно давать ей больше свободы, иначе она застынет и не раскроет себя, нужно чтобы была возможность самореализации.
– Да, если она не будет страдать, то вряд ли поймет цену вещам, – задумчиво отозвался Черный. – Нужно немного подтолкнуть. Может, хоть что-то станет осознавать ярче, и быстрее проснется.