На чем мы остановились? Все дальше в двадцать второй век, свободно распределяя десятилетия. Десять лет побыть ламой на Тибете. Десять лет — ирландским рыбаком, если к тому времени еще будет что ловить. Двенадцать лет — почетным членом сената США. Потом я займусь точными науками, которые были большим пробелом в моей жизни. Я смогу с ними справиться, если приложу достаточно терпения и усердия — физика, математика, все, что понадобится изучить. На это я пожертвую сорок лет. Я собираюсь сравняться с Эйнштейном и Ньютоном, сделать полномасштабную карьеру, на протяжении которой я буду действовать на высочайшем интеллектуальном уровне. А потом? Тогда, пожалуй, можно будет вернуться в Дом Черепов посмотреть, как здесь поживают брат Энтони и все остальные. Пять лет в пустыне. И снова уйти отсюда, вернуться в мир. О, что это будет за мир! Появятся новые профессии, будут изобретены такие вещи, о которых никто еще даже не помышляет: лет двадцать я проведу в качестве специалиста по дематериализации, пятнадцать — по поливалентной левитации, лет десять побуду разносчиком симптомов. А потом? Что потом? Все дальше и дальше. Возможности будут безграничными. Но лучше повнимательней присматривать за Тимоти и Оливером, может, даже и за Недом из-за этого растреклятого Девятого Таинства. Если, скажем, парочка моих приятелей пришьет меня в следующий вторник, то это нарушит так здорово продуманные долгосрочные планы.
28. НЕД
Братья в нас влюблены. Другого слова не подберешь. Они стараются сохранять каменное выражение на лицах, пытаются держаться высокомерно, отчужденно, но им не удается скрыть радость от нашего присутствия. Мы вливаем в них новые силы. Мы вызволили их из бесконечной рутины. Целую вечность с гаком не было у них новообращенных, не было вливаний свежей, молодой крови: они все время оставались закрытым сообществом из пятнадцати братьев, совершавших обряды, работавших на полях, выполнявших повседневные обязанности. А теперь появились мы, чтобы пройти обряд посвящения, и они любят нас за то, что мы к ним пришли.
Они все принимают участие в нашем просвещении. Врат Энтони руководит медитацией и спиритизмом. Брат Бернард занимается с нами физическими упражнениями. Брат Клод, который отвечает за кухню, следит за нашим питанием. Брат Миклош витиевато посвящает нас в историю ордена, снабжая довольно туманной информацией. Ксавьер, брат-исповедник, через несколько дней он начнет заниматься с нами психотерапией, которая, судя по всему, составляет сердцевину всего процесса. Франц, брат-труженик, демонстрирует нам наши обязанности в качестве послушников — нужно рубить дрова и носить воду. Каждому из оставшихся братьев отведена своя роль, но пока у нас еще не было возможности встретиться с ними. Есть здесь в женщины, но непонятно, сколько их: может быть, три-четыре, а может, и с десяток. Увидеть их можно лишь случайно, время от времени. На глаза они попадаются лишь издали, когда по каким-то таинственным делам переходят из комнаты в комнату, никогда не останавливаясь, не глядя на нас. Как и братья, женщины одеты на один манер: в коротких белых юбках, а не в потрепанных синих шортах. У тех, что я видел, длинные темные волосы и полные груди, а Тимоти, Оливер и Эли тоже ни разу не видели худых, блондинок или рыжих. Все они очень похожи, почему я и не могу с уверенностью определить их число: не могу точно сказать, вижу ли я одну и ту же женщину, или все время разных. На второй день пребывания здесь Тимоти спросил у брата Энтони о женщинах, но ему было мягко сказано о запрете задавать любому из братии прямые процедурные вопросы; нам все станет ясно в соответствующее время, как пообещал брат Энтони. Этим мы и должны удовлетвориться.
День полностью расписан. Мы поднимаемся с восходом солнца; при отсутствии окон остается полагаться на брата Франца, который проходит на рассвете по коридору спального крыла и стучит в двери. Омовение — первая обязанность. Потом мы выходим в поле, чтобы час поработать. Братья выращивают все необходимое для пропитания в саду, расположенном примерно в двух сотнях ярдов позади здания. Сложная оросительная система качает воду из какого-то глубокого источника; должно быть, эта система влетела в приличную сумму, да и сам Дом Черепов стоит бешеных денег, но я подозреваю, что Братство невероятно богато. Как отметил Эли, любая самосохраняющаяся организация, которая на три-четыре столетия может разместить свои средства под пять или шесть процентов годовых, в конце концов станет владелицей целых континентов.