— Нам ясно, что обычный человек не может противостоять самому Илдызу и его ближайшему прихвостню. И потому Храм не держит на вас зла. Мы хотим успокоить то волнение, которое поднялось и в вашей душе, и в этом городе, благословенном богами. Но сейчас над ним нависла тень мерзкого демона Илдыза и его прислужника, ненавистного всем светлым людям Леннара! И вы должны…
— Я должна?… — сверкая глазами, с вызовом повторила королева, которой претило вот так просто сдаться.
— Вы должны выдать Храму тех шестерых гвардейцев, которые сопровождали вас в вашей поездке. Альда Каллиеру — в том числе.
— Каллиеру?! — выговорила королева. В ее глазах снова вспыхнул яростный огонь, и она гордо вскинула голову. Нет, то, что рассказал им Леннар… это просто НЕ МОГЛО БЫТЬ ЛОЖЬЮ!
— Калли-е-ру? Так… вот чего вы желаете! Хорошо, что вы еще не потребовали в качестве платы за мое очищение… не потребовали вот этого дворца, в котором мы находимся… Моих фамильных драгоценностей, моего трона и моей короны, наконец!!!
— Вы сами придете к тому, что трон придется оста вить, а корону снять, чтобы ее не сняли вместе с головой другие, — сдержанно произнес Стерегущий Скверну и сошел вниз по ступенькам трона. — И сохранить вам если не корону, то хотя бы голову — в силах одного лишь Храма. И вы должны выполнить все наши требования. Вы меня понимаете?… Иного выхода нет. Сам предстоятель веры, Сын Неба, уже уведомлен обо всем произошедшем и дал свое благословение на все, что я счел бы нужным предпринять. Первый Храм знает, что делает!!!
Энтолинера стояла, низко опустив голову, и слушала. Потом медленно подняла глаза и, глядя исподлобья на высших служителей ланкарнакского Храма, произнесла, цедя по слову:
— Я не желаю этого слушать. Если нужно, я сама поеду в Ганахиду, в Первый Храм к предстоятелю Ириалааму. Да!.. Я не выдам вам Каллиеру и никого не выдам. Вы бунтуете против меня чернь, сеете слухи, будоражите народ, подстраиваете мерзкое нападение головорезов и еще более мерзкое спасение от них с помощью, ах, одного-единственного служителя Храма! Как наглядно вы даете мне почувствовать свое место! Чей горлопан на площади Гнева чернословит меня, меня, законную королеву?! Кто возмутил народ? С чьей руки кормятся все те изуверы, которые рубят головы ни в чем не повинным животным и водружают их на пики? С вашей!!! И вы, только вы виновны в том, что творится сейчас в Ланкарнаке! И вы называете себя носителями Чистоты?! Даже самая грязная ланкарнакская свинья из вонючего сарая в предместье Лабо имеет больше прав на этот громкий титул, чем вы!!!
Никогда еще королева не осмеливалась на такие слова против Храма. И едва ли осмелилась бы — до знакомства с Леннаром. А теперь…
— Ты глумишься над Благолепием! — воскликнул Омм-Моолнар. — Ты оскорбляешь Храм и самую веру в Ааааму! Ты думаешь, тебя спасут твои беллонские мерзавцы… чужеземцы, которые давно растоптали истинную веру — там, у себя, в проклятых ледяных пустынях Беллоны?!
— Оставь, пусть говорит, — промолвил Гаар, и в его глубоких глазах сверкнули искры.
Но королева оказалась кратка. Далее она сказала всего лишь одно слово. Протянув руку в величественном жесте, бледная, с растрепавшимися и легшими на плечи волосами, она была прекрасна, и даже Стерегущий Скверну, которому в силу возраста и некоторых известных уже читателю наклонностей не очень нравились женщины, вдруг поймал себя на том, что едва ли не любуется этой… этой нарушительницей вековых законов, предательницей на троне, этой пособницей кровавого и неуловимого Леннара! Любуется!!! Гаар невольно поднял руки к голове в некоем охранном жесте, и тут же королева произнесла то самое, одно-единственное слово:
— Вон!!!
Сумрачные тени пролегли под глазами Омм-Гаара, сразу огрузневшего. Он заговорил медленно и вкрадчиво, но в его голосе чувствовалась скрытая мощь, с каждым словом прорывающаяся все сильнее. Речь Стерегущего Скверну можно было сравнить с камнем, сорвавшимся с вершины горы и увлекающим за собой все больше и больше других камней — и наконец вызвавшим лавину. Омм-Гаар говорил: