Энтолинера покачала головой… Она понимала своих гвардейцев. Они были мужественными людьми и привыкли встречать лицом к лицу любую опасность. С одним ма-а-аленьким уточнением. Любую привычную опасность. А то, что открылось перед ними здесь… с подобной опасностью не справишься саблей и отвагой. Да еще Храм… Впрочем, Леннар так же наделся на то, что с Храмом удастся договориться. Он говорил: «Я понимаю, это сложно… но не нужно воспринимать Храм как абсолютное зло. Уж можете мне поверить. У меня гораздо больше причин ненавидеть Храм, чем у любого из ныне живущих. И если даже Я говорю так, значит, для этого есть основания… — Леннар на мгновение замолчал, видно припомнив что-то, а затем продолжил: — Хорошо или дурно, но Храм правил этим миром не одно столетие. И если этот мир существует: и Храм все еще в нем у власти, значит, он справляется… И свергать его сейчас — это вешать себе на шею миллионы и миллионы подданных, которые будут ждать от нас того, что сейчас делает Храм. А мы просто НЕ СПРАВИМСЯ с такой ношей. Нас слишком мало, и мы и без того ОЧЕНЬ заняты. Так что надо искать в Храме людей, с которыми можно и должно говорить откровенно, и они воспримут сказанное правильно… Но этих людей еще нужно найти, а что-то мне упорно подсказывает, что ланкарнакский Стерегущий, славный Омм-Гаар, не из таких людей… Так что будь осторожна, Энтолинера. Ты умна и проницательна, но ты слишком молода, чтобы избежать заблуждений, свойственных твоему возрасту». Энтолинера, находясь под впечатлением свежего, молодого лица Леннара и его открытой белозубой улыбки, хотела было возразить, что он сам не намного ее старше, но осеклась. От стоявшего перед ней человека вдруг повеяло чем-то глубоко потаенным, таким, чему не дашь определение одним словом, — но что уж точно не имеет отношения к
Когда они обсуждали то, что она должна сделать, Леннар напомнил о легендарном правителе Барларе Святом, далеком предке Энтолинеры. Он жил около семи столетий тому назад, и летописи его владычества вошли в Золотой свод хроник Арламдора. Начало его славного правления было омрачено смутой и подрывом основ Благолепия, но Барлар Святой сумел совладать с бунтом и удержаться на троне. Он не только устоял в своем легитимном праве, но и сумел заручиться поддержкой Храма. Барлар III потому и получил к своему имени это высокое прозвание —
И потому Барлар Святой в конце концов достиг того, о чем иные земные властители могли только мечтать, и к чему жадно устремились, сбросив ненавистное иго Храма, когда власть его пошатнулась, — править самовластно. Ибо что Храм мог поделать с тем, кому сам даровал право именоваться Святым! Впрочем, насколько гласят легенды, хотя Барлар Святой действительно стал равен Храму, он никогда особо этим не злоупотреблял. Оттого и дожил до очень преклонных лет. В отличие от, скажем, того же Орма…
И сейчас Энтолинере предстояло в какой-то мере повторить путь своего деда. Суметь пройти по лезвию ножа — убедить Храм в том, что сотрудничество не только выгоднее вражды, но и единственно возможно…
…Энтолинера и ее сопровождающие добрались до Ланкарнака без приключений. На столичной заставе их остановила стража. Седой стражник в шлеме осмотрел фургон (откуда давно уже убрали все оружие, хранившееся тут на пути в Проклятый лес), окинул взглядом путешественников и, получив въездную пошлину в размере двух пирров, махнул рукой: проезжайте. Королева Энтолинера вдруг сделала альду Каллиере знак чуть задержаться. Вышла из фургона и, подойдя к старому стражнику, произнесла:
— Мне показалось, что вы хотите что-то сказать. Когда вы осматривали фургон, когда брали деньги, все время вы порывались что-то сообщить, я же видела!.. Но всякий раз останавливались. Так что?…
Стражник кашлянул и, оглянувшись на каменное строение заставы, где стояли несколько более молодых его сослуживцев, произнес вполголоса:
— Нехорошие слухи, ваше величество, идут в народе.
Энтолинера вздрогнула.