Книга апокрифов

- Вполне возможно,  - удовлетворенно проговорил Гипометей.  -  Господа, это была  бы единственная в своем роде кара... гм... за преступное деяние, не так ли? Нет ли у кого-нибудь возражений? Итак, решено.

- А за что, отец, вы присудили этого Прометея к смерти?   - спросил Гипометея за ужином его сын Эпиметей.

- Не твоего ума дело,  - проворчал Гипометей, обгладывая баранью ножку.  - Эта жареная ножка куда вкуснее сырой. Так вот, значит, на что годится огонь! Мы же считались с общественными интересами, понимаешь? Куда бы это привело, если бы всякий проходимец осмелился безнаказанно открывать что-нибудь новое и великое! Не так ли? Но этому мясу все же чего-то не хватает... Ага, понял!  - воскликнул он радостно.  - Жареную ножку нужно бы посолить и натереть чесноком! Вот в чем дело! Это тоже  открытие, мой мальчик! Прометей бы до этого не додумался.

1932                                                                                        

О падении нравов

Тихо было у входа в пещеру. Мужчины, размахивая копьями, с самого утра отправились к Бланску или к Рейце[1] (1), где выследили стадо оленей; женщины тем временем собирали в лесу бруснику, и оттуда доносились их пронзительные голоса и перебранка; дети, вероятнее всего, плескались под горкой в речушке  - да кто уследит за этими пострелятами, за этой мелюзгой беспризорной! А первобытный старик Янечек дремал себе в тиши на мягком октябрьском солнышке; вернее сказать  - храпел, и в носу у него посвистывало, но он прикидывался, будто вовсе не спит, а охраняет пещеру своего племени и властвует над ней, как оно и полагается престарелому вождю.

Жена его, старуха Янечкова, разложила свежую медвежью шкуру и принялась скоблить ее заостренным камнем. «Делать это надо основательно, пядь за пядью, не так, как молодая сноха,  - подумалось вдруг старой Янечковой.  - Эта вертихвостка только поскоблит спустя рукава, да и бежит нянчиться с ребятишками. В такой шкуре, - думает старуха, - и прочности-то никакой - и-и, милые, мигом порвется да сопреет! Да только я ни во что вмешиваться не стану, коли уж сын ничего ей не говорит,  - тянутся  старушечьи мысли.  - Эх, не умеет сноха вещи беречь! Батюшки, а шкура-то прорвана!  Да еще на спине! Ох, люди добрые, - обомлела старая дама, - и какой же это нескладеха ткнул медведя в спину? Теперь вся шкура попорчена! Нет, мой ни в жизнь не сделал бы так,  - с горечью думает старуха.  - Мой всегда норовил попасть прямо в горло...»

- Э-кхе, гм,  - закряхтел в это время старик Янечек, протирая глаза.  - Наши-то не вернулись?

- Где там,  - проворчала супруга.  - Ишь чего захотел.

- Ох-ох-ох,  - вздохнул старик, сонно моргая.  - Куда им. Да ну их. А бабы где?

- Караулю я их, что ли?  - сердито отозвалась Янечкова.  - Ясно, шляются где-то.

- А-а-а-а,  - зевнул дед Янечек.  - Шляются. Нет, чтобы... нет, чтобы скажем, того... Да  уж! Вот какие дела...

Снова стало тихо, только Янечкова проворно, со злобным усердием, скоблила сырую шкуру.

- А я говорю,  - начал Янечек, задумчиво почесывая спину,  - вот увидишь, опять наши ничего не притащат. Еще бы – куда им с этими новыми костяными копьями, от них и проку никакого... Внушаю, внушаю сыну: пойми, говорю, нет такой прочной и твердой кости, чтобы делать из нее наконечники для копья! Вот и ты, хоть баба, а должна признать: ни в кости, ни в рогах нет... такой пробивной силы, что ли? Ударишь по кости-то  - да разве костью кость перешибешь? Ясно как день! Вот каменный наконечник, это, брат... Оно конечно, с камнем-то возни побольше, зато инструмент какой! Да разве сыну втолкуешь?

- Известно,  - с горечью поддакнула старуха Янечкова.  - Нынче никому не прикажешь.

- Да я никому и не приказываю!  - вскипел дед. – Так ведь и советов не слушают! Вот вчера  - нашел вон там, под скалой, славный такой плоский кремневый обломок. Его бы чуть обтесать, чтоб поострее был, и готов наконечник для копья, лучше не надо. Ну, принес домой, показываю сыну: «Гляди, мол, ничего камушек-то, а?»  - «Ничего, говорит, только куда его, батя?»  - «Ну, говорю, можно его приладить для копья».  - «Да ну вас, батя, говорит, очень надо с ним возиться! У нас в пещере целые кучи этого старого хлама, и проку никакого; они и на древке-то не держатся, как ни привязывайте  - так на что он?»  Лодыри!  - взорвался вдруг старик.  - Нынче всякому стало лень как следует обработать кусок кремня, вот в чем дело! Разбаловались! Конечно, такой костяной наконечник в два счета сделаешь, так ведь ломается же бесперечь! «Ну и что ж такого,  - говорит сын - Заменишь новым, и делу конец!» Ох-ох-ох, и до чего этак люди докатятся? Чуть что - новое копье! Ну, сама скажи - виданное ли дело? Да такому славному кремневому наконечнику годами, брат, износу не было! Вот попомни, еще выйдет по-моему: вернутся они, да с каким удовольствием вернутся-то, к нашему старому доброму каменному оружию! Я и приберегаю, коли что найду: старые наконечники для стрел, молоты, кремневые ножи... А он говорит  - хлам!

Горечь и возмущение душили старого вождя.