Отметим любопытный штрих. На поздних гравюрах XVII века Юдокус Хондиус часто изображается рядом с Герардом Меркатором, как его «лучший друг и соратник». См., например, рис. 7.3 и рис. 7.4. Может быть, они действительно были большими друзьями. Когда Меркатор (1512–1594) умер, Хондиусу (1563–1612) было около 31 года. Однако в связи с тем, что нам становится известно, возникает и другая, вполне правдоподобная мысль. Не являлись ли эти поздние и очень живописные изображения дружбы, напористой попыткой убедить всех, будто бы именно Хондиус имел полное право говорить от имени Меркатора после его смерти? А на самом деле Хондиус мог подделывать карты Меркатора. Ясно, что при этом абсолютно необходимо выдать подделку за подлинник. Потому и писались задним числом подобные умилительные картины любви и дружбы.
По-видимому, аналогичную ситуацию мы наблюдаем и в русской истории XVIII века. Здесь немецкий историк Миллер, много лет возглавлявший травлю Ломоносова, после смерти последнего «заботливо» издал его «Древнюю Российскую Историю». Которую Ломоносову никак не удавалось издать при жизни, в частности из-за принципиальных расхождений с немецкими академиками-историками в вопросе освещения русской истории, см. «Тайна русской истории», гл. 2:31. Статистический анализ авторских инвариантов Миллера и Ломоносова, выполненный Н.С. Келлиным, Г.В. Носовским и А.Т. Фоменко, см. «Тайна русской истории», гл. 2:32, показал, что, скорее всего, Миллер не просто «подготовил к печати» и издал книгу Ломоносова, — как нам сегодня настойчиво внушают, — а сильно отредактировал ее. Настолько, что «История» Ломоносова превратилась в фактический панегирик миллеровским «историческим трудам». По-видимому, здесь мы сталкиваемся с довольно неприглядным методом борьбы: после смерти противника объявить себя его лучшим другом и тайком подменить первоначальный текст.
2. Иван Кириллов — известный русский картограф XVII века — издал несколько сотен карт, подавляющее большинство которых было уничтожено Романовыми
Аналогичные поразительные массовые уничтожения старых карт известны и в русской истории XVIII века. В книге «Тайна русской истории», гл. 2:15, мы привели данные об уничтожении романовской администрацией в середине XVIII века около ТРЕХСОТ ШЕСТИДЕСЯТИ (!) КАРТ известного русского картографа Ивана Кирилловича Кириллова. Об этом мы узнали из специализированного издания [1459], раздел 174. При этом, — что особенно многозначительно, — Романовы отдали приказ УНИЧТОЖИТЬ ДАЖЕ ПЕЧАТНЫЕ ДОСКИ, с которых изготовлялись карты Ивана Кириллова [1459], раздел 174. Понятно, почему так сделали. Дабы не оставить никакой возможности кому-либо заново отпечатать карты, на которых, по-видимому, была ясно очерчена Московская Тартария со столицей в Тобольске. Согласно нашим результатам, см. «Новая хронология Руси», гл. 11, огромная Московская Тартария вплоть до поражения «Пугачева» оставалась независимым русско-ордынским государством, враждебным Романовым.
Следует напомнить, что Иван Кириллов — это не какой-то рядовой, неизвестный картограф. Он являлся, ни много ни мало, обер-секретарем Сената [90], с. 172. То есть занимал ОДИН ИЗ ВЫСШИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПОСТОВ в романовской администрации. Историки сообщают, что И.К. Кириллов стал в 1727 году «ОБЕР-СЕКРЕТАРЕМ СЕНАТА И СЕКРЕТАРЕМ КОМИССИИ О КОММЕРЦИИ, ЗАНЯВ, ТАКИМ ОБРАЗОМ, ВАЖНОЕ МЕСТО В РОССИЙСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ КРУГАХ… Он был сведущ в географии, математике, физике, истории и астрономии» [90], с. 202. Надо полагать, для того, чтобы практически начисто уничтожить один из главных трудов его жизни — 360 карт, потребовалось принять решение на высшем уровне. Тут дело не в «небрежении» к Атласу. Что-то очень сильно стало волновать Романовых, если они приказали уничтожить даже печатные доски.
Между прочим, современный автор книги [90], рассказывая о географических трудах и Атласе Ивана Кириллова, упоминает о его 360 картах. Однако почему-то ни слова не говорит об уничтожении Романовыми этих нескольких сотен карт. Осторожно отмечает лишь, что «всего за время с 1726 года до своей смерти в 1737 году Кириллов успел напечатать и подготовить к печати по крайней мере 37 карт, 28 из которых дошли до нас» [90], с. 202. Либо не знает, либо умалчивает, либо предлагает считать, будто Кириллов «очень хотел, но не успел» создать основные свои карты.