Князья Преисподней

Он сложил на коленях руки в перчатках, наблюдая за тем, как в ранних осенних сумерках лавочники зажигают первые фонари. Их присутствие ощущается, как дым в воздухе…

Страх перед ними вынудил старого иезуита почти триста лет прятаться под землей.

Эшер и Карлебах остановили рикш у задних ворот японского квартала, выходивших на рю Лагрене; за ними виднелся ряд аккуратных кирпичных домов, отражавших намерение японцев стать силой на манер Запада вместо того, чтобы покориться и позволить по кусочку поглотить себя, как это произошло с Китаем. Жилища дипломатов ничем не напоминали одноэтажные японские строения с их опоясывающими верандами. Казалось, что их целиком доставили из Лондона, Берлина или Парижа вместе с тяжелыми стульями из орехового дерева, которые украшали гостиную графа Мицуками. Из створчатых окон струились потоки электрического света, мужчины в темно-синих мундирах или неброских серых и черных европейских костюмах поднимались по ступеням, стучались в двери…

— Тут что-то случилось, — сказал Эшер.

Карлебах огляделся, потом сосчитал небольшие особняки и понял, что все эти военные и чиновники направлялись к пятому дому.

К дому полковника Мицуками.

Никто не спешил и не выказывал признаков паники. Но в коридоре Эшер и Карлебах увидели выставленную вдоль стен в два ряда обувь, а домашнее святилище в по-европейски удобной гостиной, куда их проводил слуга, было закрыто и завешано белой бумагой.

— Кто-то умер.

Эшер взглядом нашел Мицуками, который в окружении нескольких человек стоял рядом с дверью, ведущей во внутренние комнаты. Атташе, которому черный костюм придавал сходство с коренастым гномом, обменивался поклонами с гостями. Все они, как заметил Эшер, были японцами.

Значит, покойник был не из тех, чью смерть заметили бы в остальных посольствах.

Карлебах вдруг хрипло охнул, осознав, кто именно мог здесь умереть.

— Они проходят через смерть, — с ужасом прошептал он. — Они и в самом деле ближе к вампирам, чем мы до сих пор считали. Как вы думаете, граф поймет, если мы скажем, что нам необходимо осмотреть тело? Надо как можно скорее отрубить ему голову и вонзить кол в сердце…

Эшер жестом попросил его помолчать. Вдвоем они пробрались сквозь толпу к военному атташе его императорского величества. Когда тот с поклоном повернулся к ним, Эшер спросил:

— Это был Ито-сан, сэр?

— Да, — в спокойных кофейно-черных глазах полковника читалась бесконечная печаль. — Его тело было более не в состоянии выносить физические страдания, причиняемые болезнью. Смерть наступила незадолго до захода солнца.

— Примите мои глубочайшие соболезнования. Если бы не он, мы бы погибли, и мне остается лишь скорбеть о том, что ему пришлось заплатить за наше спасение собственной жизнью.

— Он был самураем, — ответил Мицуками. — Таков был его долг.

— Прошу прощения, граф, — торопливо вмешался Карлебах, — но нам нужно… жизненно необходимо… увидеть тело. По меньшей мере, надо отрубить ему голову, иначе…

Мицуками повернулся к нему, скрестив руки на груди:

— Согласно обычаю, когда человек совершает сеппуку, доверенный друг отрубает ему голову. Не стоит беспокоиться на этот счет. Завтра тело Ито предадут огню, а прах перешлют его семье в Огати.

Карлебах нахмурился (Эшер уже приготовился услышать его громовой голос, вопрошающий, как же им теперь выследить проникших в город яогуай), но полковник спокойно продолжил:

— В посольстве знали о его болезни, поэтому я дал понять, что именно она стала причиной смерти. Ито умер с достоинством, как и подобает самураю. Он не утратил ни чести, ни мужества.

Эшер по-чешски обратился к разозлившемуся старому профессору.

— А вы бы как поступили, сэр?

«Исидро в чем-то был прав, когда говорил о ван хельсингах», — подумалось ему.

Они вернулись в гостиницу по затянутым сумерками улицам.

— Семья Ито служила дому Мицуками три века подряд, — объяснил Эшер, плотнее запахивая длинное коричневое пальто. Из ворот французского посольства, несколько нелепых в своей массивности, падал свет, в котором белыми облачками плыл вырывавшийся при дыхании пар. — Разумеется, сам граф помог ему.

Не сбавляя шага, он сделал вид, будто его внимание привлекли зазывные крики старухи, продававшей клетки для сверчков, и посмотрел на противоположную сторону Посольской улицы. Необычный мазок цвета, манера двигаться, полузнакомое лицо? Он не увидел, что именно, но что-то пробудило ту часть его души, которая позволила ему уцелеть в Берлине, Белграде и Стамбуле…

И теперь все его существо, все инстинкты требовали, чтобы он бросился бежать, и как можно быстрее. Потому что кто-то шел по его следу.

Проклятие!

Конечно же, за их спинами не было ничего такого, что наводило бы на мысль об опасности. Слишком много теней, льющийся из современных зданий электрический свет, в котором тонуло мягкое сияние бумажных фонарей; мимо протарахтел возок рикши, за ним еще один, прошла группка спешащих домой китайцев — скорее всего, слуг, но кто их знает? — и трое американских солдат, которые, взявшись за руки, распевали «Марш по Джорджии».