Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу

– Да что ты с ним возишься, недотепа! – взвился молоденький паренек. – Прочь поди от него, я сам с господином охфицером потолкую!

Он зажег свечу и поднес ее к самому лицу Ошерова. Сергей почувствовал жар пламени, поднял воспаленные глаза. Перед ним было совсем юное лицо, бледное, с маленькой аккуратной бородкой, искаженное глухой злобой. Веки парня с белесыми ресницами были красными, припухшими, словно от слез или долгого пьянства. Огонь свечи отражался в жгучих темно-серых глазах, в которых стояла такая боль, что Сергей подивился и даже нарушил свой «обет молчания», хотя и клялся себе, что никто из хамов его речи не услышит.

– Ты что это?! – воскликнул он.

Парень жестко усмехнулся.

– Даже похож! – прошептал удовлетворенно.

Сергей ничего не понимал, но ощутил вдруг, что вот она, настоящая опасность – смертельная. Ему захотелось жутко закричать и броситься бежать, куда глаза глядят. Он не боялся смерти – он боялся боли в мужицких глазах, боялся того, чего не понимал. Парень вдруг с размаха бросил свечу на землю. Огонь потух, все вокруг померкло, и резкий переход к темноте еще сильнее подействовал на расстроенные нервы Ошерова. Только последним усилием воли, благодаря природному упрямству, он заставил себя остаться на месте. А парень тем временем возвышался над ним, как судия, имеющий право карать и миловать.

– Что, ваше благородие, – насмешливо прозвучал его молодой чистый голос. – Потолкуем?

Сергей покачал головой.

– Не о чем нам толковать.

– Будто бы? А може, и так, и впрямь нечего. Кабы атаман наш не помыслил, что ты лазутчик из города посланный… Говори живо, не тяни, куда и зачем путь держал!

Сергея словно прорвало.

– Я вам, сволочам, ответ давать не намерен! Вы с царьком вашим самозванным, вором Емелькой, с женщинами да девочками воюете, никого не жалеете. И чего ради! Дабы всласть барским добром поживиться…

Он ждал нового удара в лицо, но парень странно молчал, глядел на Ошерова в упор, не отрываясь, и даже в темноте Сергей почувствовал, что взгляд его пронзителен и страшен.

– Тебе ли, барское отродье, – прошипел тот наконец, – нас поносить?! С девочками, говоришь, воюем? Так слушай: была у меня невеста, Аксютка, красоты писаной. Любили мы с ней друг дружку, уже и сладилась все, свадьбы ждали, когда мясоед подойдет. А тут, как пост был уж на исходе, заявился из стольного города, из полка, барин молодой, принесла его нечистая! Всем с тобой схож, тож охфицер, и в кудрях черных, и лицо сухое. Ну, и углядел мою Аксютку. Не знаю, как уж он там к ней подлаживался, только добром она к нему не пошла. Велел силой привести. Она вышла поутру за водой, скрутили ее у колодца, доставили… А потом… бабы видели, как выбежала, обезумевшая совсем, с лицом страшным… А вскоре нашли ее в сарае, из петли вынули… – он замолчал.

Сергей, содрогнувшись, понял, что это конец, что объяснять что-то, спорить с полубезумным мальчишкой смысла нет. И словно в подтверждение этого парень произнес, в ярости ударив кулаком по столу:

– Не добрался я до него тогда! Ну, ничего, теперь ты мне заместо него ответишь…

Из глубин памяти вдруг выплыли давние слова Григория Орлова: «Подойдет такая минутка, захочешь взмолиться, да вдруг не сумеешь…»

«Господи, помоги!!!»

Он попытался было обороняться здоровой левой рукой, но силы были на исходе, противник скоро перехватил его руку и заломил за спину.

– Так, ваше благородие, кто подослал тебя, говори!

Сергей не отвечал.

Мальчишка, сильный, ловкий, повалил его на стол лицом вниз и принялся выкручивать левую руку, Сергей молча кусал губы, но от дикой боли непрошеные слезы невольно струились из глаз.

– Мишка, дай-ка нагайку!

– Да ты, Ваньк, того… – начал было один из мужиков.

– Кто заступиться посмеет, – задыхаясь, выкрикнул Ванька, – прибью!

Ударив Сергея два раза по шее, он схватил его и бросил на пол. Ошеров вскинулся было, но эта попытка сопротивляться оказалась последней, и он вновь, опрокинутый, распростерся на полу. «Где мои силы? Кончено, все кончено», – думал Сергей, вздрагивая под жестокими ударами и кусая губы, чтобы не стонать. Он почти терял сознание.

Неожиданно мужичок, уже заступавшийся за Сергея, вырвал у Ваньки нагайку:

– Ты убьешь его, башка пустая, а разе енерал велел?

– Прочь ступай, я сам…

– Ну, поостынь, вишь, молчит, дела не говорит. Даром уложишь, не похвалит Ермил Тимофеевич. Глянь, он уж сомлел.

– Верно, – лениво подтвердил рыжий.

Остальным, давно уже пьяным, дела не было ни до чего.

Ванька, вдруг остывший, обмякший, в последний раз злобно пнул Сергея в бок носком сапога и отчаянно махнул рукой.

– Делай что хошь, Микола… Всех можно их, сволочей, перебить, а Аксютку уж не вернешь.

– В сарай снеси его, Микола, и там пущай полежит до завтрева, – сказал, зевнув, рыжий. – А там поглядим…

*