Читаем Княжна Тараканова полностью

Она задумалась, долго глядела на него. Затем сказала:

— Ну что ж… ты прав… Святое дело зовет — и будь что будет! Поцелуй меня!

Он целовал ее бесконечно, безумно.

— Вот теперь я верю, — сказала она смеясь. — Все будет…

<p>Христенек: Чин майора</p>

На следующий день в покоях принцессы появился Христенек. Он стоял у камина, ожидая выхода принцессы, когда услышал приближающиеся шаги и отрывистый разговор.

— Можно обманывать днем, но не ночью, — говорил голос принцессы.

— И все-таки ты сошла с ума, — отвечал мужской голос:

— Запомни: сошел с ума тот, кто влюблен. А он влюблен, и безумно — уж в этом я разбираюсь. Влюбленный — всегда глуп. «На забаву нам и созданы глупцы».

— Но, умоляю, будь осторожна.

— Рискнем… Тем более это наш единственный шанс. Все или ничего! Рихтера оставишь здесь с бумагами. Сами поедете со мной. На худой конец…

Христенек громко кашлянул. Голоса замолкли, и через мгновение в залу торопливо вошла принцесса.

— Что вы тут делаете, милейший?

— Слушаю то, что мне слушать не положено. На вашем месте я рассчитал бы слуг: в дом может войти всякий.

Принцесса молча, пристально смотрела на него.

— Я пришел просить вас об исполнении слова, — усмехнулся Христенек — Вы обещали похлопотать перед графом о майоре Христенеке. На корабле готовят свадьбу, это будет самое время для подобной просьбы.

Она молчала.

— Кроме того, — продолжал Христенек, — раньше у вас не было денег, у меня были. Но теперь, к сожалению, наоборот.

Принцесса с облегчением вздохнула, подошла к шкатулке и вынула мешочек с золотом.

— Сдается, что вы большой плут, мой юный друг!

— Это не так плохо, — сказал Христенек, — иметь своего плута при графе. Но это будет стоить хлопот о чине. И денег. Много денег!

— Вы будете майором, — засмеялась принцесса и с торжеством обернулась к Доманскому, стоявшему в дверях…

«Вот теперь ты точно поедешь…» — сказал себе Христенек.

21 февраля 1774 года в Ливорно стоял солнечный ветреный день. В доме Дика, английского консула в Ливорно, собралось блестящее общество. Двери залы распахнулись. Богатырская фигура Орлова заслонила вход, и он провозгласил:

— Ее императорское высочество Елизавета!

В великолепном туалете, сверкая бриллиантами, подаренными графом, появилась принцесса.

Низко кланяясь, подходили гости к руке принцессы. С благоговением целовали руку.

Граф Орлов представлял ей одного за другим:

— Английский консул в Ливорно и кавалер российского ордена Святой Анны сэр Джон Дик с супругой… Адмирал русского флота Самюэль Грейг…

Грейг в орденах, в парадном мундире почтительно целует руку принцессы.

— Ишь, старая лиса, — шептал принцессе Орлов, — мундир парадный надел. Теперь никуда ему от нас не деться…

Пир в доме Дика в разгаре. В широкие окна гостиной виден залив и корабли русской эскадры на рейде. С кораблей начали палить пушки.

— В честь Вашего императорского высочества! — провозгласил Орлов. — Салют русских моряков наследнице престола!

Гости за столом захлопали. Опьяневший Черномский что-то страстно доказывал по-польски Христенеку. Тот, соглашаясь, кивал. Они поцеловались.

И только один Доманский был совершенно трезв и не спускал глаз с принцессы. Но та не смотрела на него. Она жадно глядела на море, где, медленно совершая маневры, двигались русские корабли. И шептала жене консула Дика, с которой уже успела подружиться, шептала так, чтобы граф слышал:

— Да, да, я его люблю. И пусть я много страдала из-за любви, но я благословляю это страдание…

— Возвышенно! — шептала в ответ жена консула. — Ох, глядите: на кораблях опять стреляют. Всю жизнь я мечтаю побывать там, и каждый раз он мне только обещает, — сказала она, кивнув на супруга. — Вы все можете… Попросите графа когда-нибудь… Только мужу ни слова, он ужасно к нему ревнует. — И она указала глазами на Грейга.

— А вы его? — засмеялась принцесса.

Жена консула потупила глаза.

— Как мы все беспомощны перед ними, — сказала принцесса. И вдруг громко обратилась к графу: — У меня есть желание, граф. Я хочу сейчас же побывать на корабле. Я хочу все увидеть своими глазами.

Наступила тишина. Жена консула захлопала в ладоши. Доманский побледнел.

— Но, Ваше высочество, — начал Орлов, — это невозможно. На кораблях идут маневры. Стреляют пушки, это опасно.

— Я не узнаю вас, граф. Слово «опасно» странно звучит в устах героя, — надменно начала принцесса.

«Ну, все точно! Чтоб ей до смерти захотелось, надо сказать „нет“. Ох и граф!» — усмехнулся Христенек.

— Граф прав, — резко сказал Доманский.

— Клянусь доставить принцессу живой и невредимой на сушу, — сказал дотоле молчавший Грейг.

На лице принцессы промелькнуло сомнение.

— Ты не поедешь на корабль, — торопливо зашептал Орлов, — чтобы ни обещала тебе эта старая лиса! Я тут хозяин… Точнее, поедешь, только с одним условием: венчаться!

— Как… сейчас? — беспомощно спросила принцесса.

— А почему не сейчас? Корабельный священник ждет нас. Сегодня я объявлю свою волю флоту. Твою волю. Иначе не быть тебе на корабле!

Лицо принцессы вновь стало величественным, спокойным. И, с презрительным торжеством взглянув на Доманского, она прошептала графу:

— Что ж, решено!

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивные биографии

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза