Но какое это теперь имеет значение? Чаши весов поднимаются то с одной, то с другой стороны. Все зависит от состояния, от молчаливого одиночества или от энтузиазма и жажды жить, которых еще очень много. Иногда содержимое обеих чаш перемешивается, как мешаются между собой воспоминания в минуты наибольшей усталости, когда уже глубокой ночью я не решаюсь подняться с дивана и уйти в спальню, чтобы отдохнуть под своим дорогим балдахином. На низком столике свалены в кучу журналы, справочники, визитные карточки, приглашения, письма, пришедшие со всех концов мира. Над всем царит толстый телефонный справочник, полный номеров, записанных моим мелким почерком; адреса, даты, о которых надо помнить; встречи, которые нельзя отменить. Я снимаю очки и несколько минут обвожу взглядом комнату, здесь повсюду фотографии: княгиня Юсупова, мать убийцы Распутина, в парадном платье, расшитом драгоценными камнями, моя мама Нина в профиль, со взглядом, уходящим вдаль. Джон и Жаклин Кеннеди во время последнего уик-энда в Вирджинии, Консуэло Креспи на пике своей красоты, Мерль Оберон, королева Елена, царь Николай II и его сын Алексей…
Я думаю о России, о том, как я представляла ее по материнским рассказам, о ее черно-белых образах: офицеры на лошадях, огромные луга, глубокие озера, хаос революции, бегство в неизвестное. И к этим сценам добавляются и заслоняют их ясные и радостные краски России, которую я наконец узнала: вода каналов Петербурга, в которых, дрожа, отражаются дворцы прежних времен, свежий снег рядом с железной дорогой, дружелюбный народ, порывы щедрости, жажда деятельности.
От Америки возникают воспоминания о холодных и вечно торопящихся городах, как Нью-Йорк и Бостон, жарких, как Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Неистовство американских дней, встреч, примерок, приглашений, когда нет времени даже для того, чтобы спокойно выпить чашку чая.
А что остается от Италии? Прежде всего, несколько лет. Не школа, не война. А имена стольких друзей, которые уже умерли, первые успехи в создании моды, упорный труд и многие беззаботные минуты.
Во Франции – это элегантная тень моего отца Бориса, его радость от встречи с молодой женщиной, которая оказалась его дочерью. Но Франция – это прежде всего радость от Парижа, открытие высокой моды, личности, кипение светской и культурной жизни.
Между собой мешаются пейзажи диких островов, храмов Ангкор Вата, Карибского моря, Капри, Сардинии, Греции и нежных гор Мармелада, по которым моя мама прогуливалась с Курцио Малапарте, или Сен-Мориса, когда еще была жива Евгения.
А потом чувства, которые так и не были развиты, остались как ореол, ожидая слов, которые так никогда и не были произнесены. И Сильвио, наша жизнь, столько обид, но и столько раскаяния.
Но над всем этим поднимается последняя мысль: Нина, любимая и грозная мама, единственный человек, который любил меня безусловно, беззаветно, вплоть до последнего самопожертвования. И Нина как звено, которое, наконец, замыкает цепь и возвращает меня в Россию, заставляя мечтать о возвращении туда вновь и вновь.
О переводчице