Брали в рать не всех. У каждой слободы, городского конца или улицы был свой большак, как Людота у кузнецов, который собирал маленькое войско, заботясь о том, чтобы ратник был остальным не в тягость - не слишком стар, не слишком молод, не хвор, не трусоват и чтобы не остатний* мужик в семье.
- На развод вас оставляем, - смеялись над остатними. - Коль нас в Поле положат, то на вас только и надежда.
..Роман давно не был дома. Срезень в ответ на просьбу своего воспитанника об "отгуле" кивнул: " До утра".
...Когда Роман подъехал к распахнутым воротам, смеркалось. Двор полон народом - слободичи судили и рядили, кто пойдет в поход. Среди прочих стоял Никита с весьма довольной физиономией:
- Меня берут, Ромша.
- А меня нет, - чуть не плача, пожаловался Алешка. - Мал, говорят, воинских уроков не исполнял. Кабы ты слово замолвил:
Чем ближе был день предстоящей битвы на берегах степной речки Каялы, тем нереальнее казалось Роману его знание о роковом для курян исходе. Он все более чувствовал себя не временным попутчиком этих людей, а по-настоящему их современником. Жизнь обволакивала его своей повседневностью, не оставляя места тому, что выходило за рамки обыденных забот. На ближайшие дни такой заботой была подготовка к походу - куча поручений от Срезня, которые надо исполнить тщательно и не мешкая. Для себя времени не оставалось, разве только на то, чтобы повидаться с Анютой...
- Ну? - не отставал Алешка. - Подсобишь? А то сам убегу в поход.
Кому из друзей повезло больше? Тому, кто останется, или тому, кто разделит участь курского воинства, какой бы она ни была?
- Навоюешься еще, - ответил он словами Срезня и со смехом надвинул ему шапку по самый нос. - На твой век хватит.
Множество войн междоусобных и войн с внешним врагом выпадут на долю южной Руси, а с ней - и на долю любого из курян, кто не ляжет от половецкой сабли в предстоящем походе. Алешка вполне может дожить и до страшной татарской грозы с Востока. Одним словом, всем воинской участи хлебнуть придется...
- Надолго ли приехал, сынку? - обрадовался Людота. - До утра хоть?
К удовольствию кузнецкого большака слободичи, осмотрев с ног до головы и Романа и его рослого боевого жеребца, дружно одобрили и того и другого:
- Хорош молодец, а по ездоку и конь.
Марфа прикрикнула на мужиков:
- Да разве парня перед походом расхваливают?
Слободичи, принялись смачно плеваться через левое плечо и поругивать Романа. В конце концов утвердились во мнении, что ни воин, ни его конь никуда не годятся.
...После ужина, Роман вытащил из сундука свою "парадную" рубаху - мягкая, пропахшая ароматными травами ткань ласково легла на привыкшие к доспехам плечи.
- Зря красоту наводишь, - грустно сказала Марфа. - Боярышню твою батька в вотчину отправил, в Римов-город. Харатью тебе мужик передал от неё.
На кусочке выделанной телячьей кожи нетвердым, почти детским почерком было написано: "Буду Богу за тебя молиться, чтобы из сечи живым вышел. Жду тебя, суженый мой".
...Знать, не судьба повидаться с синеглазой боярышней. Поздно отговаривать ее отца от усылки дочери в Римов - страшная судьба ждала этот город в ближнее время. Да и что он сказал бы Седоватому?
Скрипнула дверь, в избу, опираясь на клюку, вошла Кокора, поклонилась на иконы, перекрестила Романа:
- Недосуг тебе божатку свою навестить, так я сама приплелась.
У Марфы с Кокорой было сговорено - прихватив доспех и оружие Романа, женщины вышли во двор.
- В баню пошли, колдовать от лихого железа, - пояснил Людота. - Кольчуга твоя хоть и не простая, а заветное слово ей не помешает... А об Анюте не тужи - сладится. На войну надо с легким сердцем идти:
Людоте князь Всеволод в поход идти не велел, оставил в тылу:
- Твое дело мечи ковать, а не мечом махать. Крестный повоюет.
Кузнец расстроился чуть не до слез, едва не запил. Жаловался каждому встречному, вспоминая о боевой молодости:
- А в те разы я разве не кузнец был?
Роман поднялся чуть свет. Вроде и не спал - всю ночь снилась ему Анюта, звала в город Римов, коему через восемьсот лет и места на картах не найдут: "Делай, что должен, - думал Роман, седлая коня и тщетно отгоняя грустные мысли, - и будь, что будет".
- Рубаху дедову надеть перед битвой не забудь, - напомнил Людота, провожая с женой Романа за ворота.
Когда Роман встал в стремя, Марфа сквозь слезы начала шепотом заговаривать его материнским словом. Так на Руси провожали сыновей на войну:
- Будь ты, мое дитятко, цел-невредим. Стрелой каленой тебя не язвить, рогатиной и копьем не колоть, топором не сечь, обухом не убить, старожилым людям в обман не вводить, молодым парням ничем не вредить, а быть тебе перед ними соколом, а им дроздами. Будь твое тело крепче камня, а рубаха крепче железа, а грудь крепче камня-Алатыря. Будь ты во поле молодцом, во рати удальцом, в миру на любованье:Рать могуча, мое сердце ретиво, мой заговор крепок и долог, как камень-Алатырь и всему превозмог: