Княжий воин

Одной из самых колоритных фигур Казачьей заставы был воевода Сиверга. По местным меркам он в возрасте весьма почтенном, лет за шестьдесят, но старость его не согнула - рост под два метра, необъемный по ширине. Сиверга носил длинные, выбеленные годами варяжские усы, голову брил наголо, оставляя на темени чупрыну-оселедец. В ухе золотая серьга с двумя алмазами и рубином. Одевался воевода просто: как и у Срезня - волчья безрукавка зимой и летом, иной раз на голое тело. Богатый плащ-корзно накидывал на богатырские плечи только, когда приезжал князь. Должность воеводы давала боярские привилегии, но Сиверга к богатству и почестям был равнодушен.

О серьге воеводы рассказывали, что досталась в подарок от друга-половца, а тому - от череды предков. Будто бы она принадлежала знаменитому киевскому князю Святославу Игоревичу, а потом вместе с княжьей головой попала в руки хана Кури, который сделал из черепа заветную чашу, а серьгу отдал своему воину, победившему русского князя. Серьга, по мнению курян, была заколдованной, от нее-де и сила у воеводы.

:Посредине незастроенной части заставы, в центре площади для военных занятий и сборов, лежал изрядных размеров гранитный валун, о котором упоминал Смага. На нем затейливой вязью было выбито: "Камень сей поднял над главой княжий воин Илья": Дальше шел еще десяток имен, большую часть которых уже нельзя было разобрать. Предпоследним стояло имя ":Рожно", а замыкал список силачей Сиверга.

По рассказам старожилов воинской слободы, воевода смолоду использовал камень, как тренировочный снаряд, поднимая его несколько раз "за подход". Про богатырскую силу Сиверги ходило множество небылей - воевода на расспросы только отшучивался. Рассказывали, что на спор он ходил на медведя в одиночку с голыми руками.

- Хилый попался косолапый, - усмехался старик. - Вдарил его один раз кулаком по лбу:

Теперешнего Сивергу все больше донимали всякие хвори. Впрочем, он и сейчас шутя ломал подковы и ударом кулака сплющивал шлемы. А еще он любил возиться с дружинной молодежью, вызывая на борьбу сразу человек по десять. Отроки, как собаки на медведя, со смехом и сопением наваливались на старика, тщетно пытаясь повергнуть его на землю.

- Видать, милостив ко мне Господь, - говорил воевода после таких "побоищ". - Еще небо покопчу: Эх, не свел меня Бог с Рожно силами померяться:

Единственным человеком в Курске, который мог противостоять Сиверге, был отец Федор. Как-то они с воеводой на княжьем пиру схватились бороться. Схватку прекратил князь, после того, как скамьи, столы и все, что на них, было разметано по гриднице. Отец Федор мог бы претендовать на занесение своего имени в список "богатырей камня", но к подобной славе был непримирим:

- Ересь эллинская - только душу смущает:

Роман-таки попробовал поднять "богатырский камень", но понял, что это не его стезя.

- Ты жилы-то не рви, - посоветовал как-то воевода, заметив попытку отрока. - Молод еще. Твоя сила пока в ловкости да в быстроте:

Казачья застава жила своей, особенной жизнью, которая не всегда понятна посторонним. Впрочем, чужие здесь появлялись редко, а женщин близко не подпускали в страхе перед сглазом, жертвой которого могли стать и дружинники, и боевые лошади. Зато частыми гостями на заставе, особенно в военное межсезонье, были "покупатели" от других князей. С согласия курского князя они набирали воинов-профессионалов для коротких войн и усобиц в других краях. Нередко наезжали с "торгом" и со Степи - там грызня между половецкими племенами и родами не прекращалась никогда. Куряне-воины ценились высоко и платили за них золотом - половину князю, половину отхожему дружиннику. Но главным были не деньги и не добыча, взятая в бою. Воины должны были воевать непрерывно, добывая "себе чести, а своему князю славы" - в этом был главный смысл их существования.

Куряне-наемники ратные деньги сразу пускали в ход и вся дружина дня два-три шумно провожала бойцов в чужие края. Так уж велось с самых давних времен: не задобришь старых прадедовских богов хорошим пиром - удачи воинской не жди. Христианского Бога со всеми святыми тоже не забывали - половина звонкой монеты шла на церковь, на бедных и хворых.

Отец Федор пиры не поощрял, но был их непременным участником.

- Отче, - хмельно орали дружинники, - отпусти нам грехи вчерашние и завтрашние - на мно-о-о-гие лета-а-а: Помолись за нас, сирых - тебя Бог слушает:

- И то, братья, - басил поп, отрываясь от немалого кубка. - Все в руце Божьей. Без Бога на войне нельзя. Идите в сечу смело. Никто не может быть убитым, пока не будет от Бога повелено. А если случится от Бога смерть, то никто не поможет. Остерегаться самому надо, но Божье обережение лучше человеческого-о-о...

Вернувшись с найма, куряне истово и подолгу замаливали грехи, не жалея коленей и лбов - видать, было за что. И только почувствовав облегчение в душе, начинали рассказывать: