Княжий удел

Как ни старался скрыть весть о смерти отца Василий Косой, скоро она докатилась и до Дмитрия Шемяки – и застала его на подходе к Нижнему Новгороду. И тотчас отпала надобность гнаться за великим московским князем: не ровен час, и сам в опальных окажешься.

Василий Косой, заняв Москву, отправил братьям гонцов, чтобы спешили ехать к нему в вотчину целовать крест на верность.

Два родных брата у Василия Косого, оба Дмитрия: Шемяка и Красный. Братья знали, не давал Василий спуску в отроческих играх, не будет жалеть и сейчас. Крут бывал Василий и с дворовыми людьми. Дмитрий Шемяка помнил, как старший брат в сенях нещадно лупил дворовую девку за какую-то небольшую провинность. Забил бы ее до смерти, не вмешайся тогда Юрий Дмитриевич, а над князем и никто не властен, кроме Всевышнего.

Невинные детские обманы переросли со временем в коварство. Бог, он шельму метит – и правый глаз Васьки косил, напоминая всякому о воровской натуре княжича. Все знали и помнили братья, но пришлось-таки выполнять волю старшего.

Дружина остановилась в Больших Сокольнях. Селом его назвать трудно – скорее всего, пригород Нижнего Новгорода. Оба Дмитрия поселились в крепком доме, строенном в три клети. Такие хоромины и у бояр не часто встретишь, а тут староста общинный! Жило село богато и стояло вдали от больших дорог, вот и подзабыли они набеги татар. Богатели.

Князьям прислуживали три дочери старосты. Две чернявые с карими глазами, видно, в отца, а младшенькая – беленькая, и волос словно лен чесаный. Та, что помладше, нет-нет да и стрельнет в Шемяку озорным глазом.

Захмелела у Дмитрия Шемяки головушка от выпитой медовухи, забилось радостно сердце от ясного взора, а когда девка проходила мимо, обнял ее князь за тонкий стан и горячо зашептал:

– Как стемнеет, приходи ко мне в горницу. Ждать там тебя буду. Не бойся, не обижу, люба ты мне!

Вывернулась девка из молодецких объятий и от самого порога сказала:

– Мала я еще, князь. Шестнадцать только и минуло.

Разве могли Юрьевичи, захмелев, обойтись без пения и музыки. Дмитрий наказал старосте:

– Вели, чтобы гусляр пришел, петь хотим!

– Хорошо, гости дорогие, будет вам музыка. Эй, Меланья, сбегай за Никиткой Хромым! Да пускай гусли с собой возьмет, князьям играть будет.

Вошел гусляр. Роста малого, сам неказист и ногу чуток подволакивает. Но тронули тонкие пальцы струны, и полилась радостная музыка. Запел гусляр чистым, словно родниковая вода, голосом. Пел про раздор братьев и про княгиню-красу; пел про степняка-злодея и про русскую полонянку.

Уже смолкли струны, затих гусляр, а Дмитрий Шемяка долго не мог согнать с лица печаль.

– Словно про нас пел… Нет мира между нами, родными братьями, жаль, родными мы уродились, как не могут вырасти одинаковыми три семени с одного дерева. Одно всегда выше, другое вкривь пойдет, а третье ростком зеленым пробьется да и зачахнет. Видно, и у нас не получится мира с Васькой Косым. Отберет он у нас отцовские отчины, и придется нам подаваться на чужую сторонушку, к латинянам… По мне, уж лучше пускай Василий Васильевич вернется на великое московское княжение… – Дмитрий помолчал, потом, оборотясь к старосте, сказал: – Что-то дочки я твоей младшей не вижу. Иль отослал куда, хитрец? Пусть поублажает князей, станцует что-нибудь!

– Дак… Эдак… – мялся староста, пытаясь справиться со смущением.

Разве сыщется смельчак, который посмеет отказать в просьбе князьям? С них и взять-то нечего, выпорют на площади да и уедут восвояси, а ты потом доживай век с этим срамом. Но и голубушку дочь нельзя отдавать князьям. Как увидел староста-отец, что Шемяка обнял за стан младшую, так и обмерло его сердце, и до греха совсем недалеко, кто же потом опозоренную девку посватает? Только один путь и останется ей – головой в омут. Обругал тогда староста любимицу и велел, чтобы к гостям и носа не показывала.

– Или гостей отказом хочешь обидеть? – строго спросил Шемяка.

– Меланья! – крикнул староста. – Зови Сонюшку, пусть спляшет гостям.

И, затворив за собой дверь, перекрестился в сенях, пытаясь унять беспокойное отцовское сердце. Надо же такому случиться – нагнал бес гостей в дом!

Софья вошла в горницу, несмело остановилась у двери. Гусляр заиграл плясовую, и она, немного помедлив, плавно пошла по кругу в танце, горница казалась ей тесной. Взмахнет рукою, и словно степной ветер поднимется, обожжет лицо и уйдет через распахнутое оконце, а может быть, это хмель разбирал князя. И чем ближе подступала к нему Софья, тем жарче становилось Дмитрию Юрьевичу.

Дмитрию Красному приглянулась Меланья. Отбил ее некогда хозяин у бродячих монахов, да с тех пор и осталась она у него в доме. Не жена, не прислуга, а полюбовница хозяйская. Девка была красивая. Косы тяжеленные до пояса, видно, оттого держала она голову высоко и глаз не прятала. И вся краса у нее напоказ: полная белая шея, налитая высокая грудь.

Как ни зорок был хозяин, а не заприметил, что переглянулись между собой Меланья и Дмитрий Красный. Сердечко девки забилось тревожно и сладко, как же не согрешить с таким красавцем, да еще с князем!