Княжий удел

— Здесь он, матушка, здесь! От тебя все прячется. И страже велел тебя не пускать, да разве они могут великую княгиню ослушаться? Мы его, ирода, всюду сыщем! Никуда он от нас не спрячется!

Софья Витовтовна прошла в покои великого князя. Здесь все было так же, как и при ее сыне. Вдоль стен выставлены могучие сундуки, у окон стоят лавки, и только под иконами один стул — для самого князя.

— Что же ты сестру свою не приветишь? Навстречу ей не выйдешь? — беззлобно укоряла Софья Витовтовна князя Юрия. — А я помню, было время, когда ты меня перед Красным крыльцом встречал и низко в ножки кланялся.

Князь Юрий даже не поднялся со стула, отвечал:

— Что было, то прошло, княгиня. Только все мое уважение к тебе обида за сыновей вытеснила. Теперь на Москве я хозяин. Сын твой монастырь в Коломне выбрал, постриженья ждет. Видно, участь у него такая, доживать свой век монахом. А ты, княгиня, не серчай, глядишь, игуменом станет.

— Вот, стало быть, как ты мне за мое добро платишь. Муж мой, Василий Дмитриевич, зол был на тебя очень. Воинами на поле брани хотел тебя, как зайца, затравить, да я ему все время поперек дороги становилась. Помнила всегда, что ты свояк братича моего, Свидригайла.

При упоминании о Свидригайле Юрий Дмитриевич слегка нахмурился. Оба князя были женаты на дочерях смоленского воеводы Ивана Святославича. Свояка Юрий любил. Месяца не проходило без того, чтобы он не навестил его. Выработалась в князе потребность во время крепкого пития изливать свояку душу. Свидригайло умеет слушать и советы добрые дает.

Однако князь отвечал зло:

— Знакома мне уже твоя доброта! Опозорила моих сыновей на Васькиной свадьбе! Вся Москва хохотом изошла!

— Видно, придется отписать брату Свидригайле, как его свояк великую московскую княгиню хулит.

Говорила с досадой великая княгиня — знала, не дойдут ее слова до сердца Юрия Дмитриевича. Был бы жив Витовт, не дал бы внука в обиду, сумел бы его позор смыть. Свидригайло и сам всегда против старшего брата шел, вот этим он и напоминает Юрия Дмитриевича. Однако великая княгиня не могла не знать, что упоминание о Свидригайле — единственная тропинка в душе Юрия, которая способна привести ее к цели. Знала княгиня Софья и о том, что почитал Юрий своего побратима больше собственных братьев.

Поежился князь Юрий. Великая княгиня уходить не хочет, по-прежнему стоит у порога.

— Проходи, Софья, что у дверей жмешься? Какие же мы с тобой враги? Нам делить нечего. У тебя свой есть удел, у меня свой. Я на чужое не зарюсь.

— Мой удел — это вотчина мужа моего, только он и смог бы его отнять. Но зачем ты Василия удела лишил? Хорошую же ты ему участь предрешил — монахом быть. — Софья прошла в палату. — Вот что я тебе скажу. Не пойдут служить к тебе московские бояре до тех пор, пока Васе город не дашь. Так и просидишь в этих хороминах один как сыч?

Понимал Юрий, горячилась Софья Витовтовна, но правда в ее словах была. На Руси уж так повелось, что старший сын после смерти отца забирает главный город. Василий унаследовал Москву, которая уже три дня находилась во власти галицкого князя. А Василий Васильевич оставался без удела. А ежели действительно дать ему город, может, и бояре к нему лицом повернутся. Хоть князь и сам себе голова, но без доброго совета жить непросто.

Княгиня присела на лавку. И Юрий Дмитриевич увидел, что она очень напоминает своего брата Свидригайла: тот же прямой и тонкий нос, подвижные чуткие ноздри, какие бывают только у резвых и породистых лошадок. Лицо, слегка подернутое сеточкой морщин, оставалось по-прежнему красивым и моложавым. Подбородок — волевой, сильный, только глаза по-женски мягкие. Именно их тепло и расплавило тот лед, который морозил душу князя.

— Хорошо… — наконец согласился великий князь. — Дам я Василию Переяславль!

Софье поблагодарить бы великого князя, большой поклон отвесить, но кровь своевольного Витовта забурлила. Вскинула княгиня красивую голову и отвечала:

— Переяславлем решил моего сына задобрить? Удел моего сына — Москва!

Софья Витовтовна ушла, не взглянув более на великого московского князя Юрия Дмитриевича.

В самом углу горницы в огромной клетке сидел филин. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль. Филин аукнул, потоптался на месте и потом затих. Время-то вечернее, вот и не спится старому разбойнику. Скучает он по вольному простору. Даже сытная еда не может заменить сладость долгого полета. Этого филина Юрий Дмитриевич прошлым летом отбил у лисы, когда гостил у свояка. Крыло у птицы было повреждено, и летать она не могла. Кто знает, может быть, тогда филин принял неволю благодарно, ведь его ожидала защита и сытная пища. Филин не противился, когда князь посадил его на руку. Даже через кожаную перчатку он чувствовал его крепкую хватку.

Свидригайло предупредил князя Юрия:

«Будь осторожен, князь, филин — это исчадье ада».

«Почему?»