Княжий удел

Чувствовалось, что в стольном городе что-то назревает. Как и бывает в смутное время, на дорогах чаще стали появляться тати, которые грабили купцов, лишали жизни горожан. Казалось, разбойники живут у самых кремлевских стен, слишком дерзки они стали в последний год. Теперь нельзя было подъехать к Москве в одиночку без страха быть ограбленным или убитым. Миряне собирались в общины и шли от села к селу, а купцы нанимали дружину, чтобы довезти товар до ярмарки в целости.

Княжеская междоусобица нарушила покой людей, досталось всем, и горожане вздыхали:

— Вот если бы не распри, вывел бы князь своих отроков да припугнул татей! Но разве с ними совладаешь, если хозяина в городе нет. Был Шемяка, да Василия ушел искать, оставив на попечение бояр жену и малолетних сыновей. А вольные люди не поймешь в какую сторону глядят: Василий победит — будут ему крест целовать, Шемяка останется — так станут его встречать колокольным звоном. До татей ли!

Разбойников ловили: отрубали им головы и поганые руки, которые приколачивали к столбам на площадях и базарах. Но это пугало разве что старух, которые истово крестились, словно видели самого антихриста. А базары уже будоражила новая весть: разбойники пограбили гостя около Александровской слободы, товар весь забрали, а самого купца с приказчиками на дереве повесили.

Наступил мир бы между братьями, вот тогда и порядок бы навели в отчине.

Митрополит Иона, зная про крамолу, велел в церквах отслужить молебен на замирение. Священники отстояли у алтаря полдня, взывали к благоразумию, призывая Христа услышать молитвы и замирить братьев, но следующее утро стало снова печальным — на базаре поговаривали, что два передовых отряда Василия и Дмитрия встретились у Никольской слободы, расположенной как раз посередине между Москвой и Тверью, и резали друг друга, как басурмане.

Приближалось Рождество Христово. Небо сияло от множества звезд. Ясно. Значит, быть богатому приплоду и урожаю ягод. В канун Рождества ненадолго забыли о княжеских междоусобицах, готовили к празднику пироги с грибами да с луком, доставали из подвалов квашеную капусту, выпекали хлеб. Под самым Кремлем сделали крутую горку на потеху парням и девкам. Выстроили большую крепость на радость ребятишкам, слепили снежных баб.

Кремль окутан темнотой, только башни, подобно утесам, возвышаются во мраке.

Прошка снял рукавицу, отер замерзшее лицо ладонью, откашлялся простуженно.

— Ворота закрыты? — спросил он у верзилы лет двадцати.

— Закрыты, государь. Василия да татей боятся, раньше положенного и запирают. Кремль-то без Шемяки, вот и стерегутся.

Хоть и раздирают Москву междоусобицы, а Рождество народ празднует: за кремлевскими стенами слышны голоса, песни. Над стенами вдруг вспыхнуло яркое пламя, вырвав из темноты Спасскую башню и купол Благовещенского собора. Видать, в Москве жгли костры. Кто-то лихо стучал в барабан, кто-то пьяным голосом орал песни.

Воины Прошки Пришельца стояли в посаде, спрятавшись в тени высокого терема. В посаде тоже веселились: пели и плясали, ходили ряженые по домам, стучали в окна и пугали хозяев, строя противные рожи. Валяли девок в снегу и ошалело бегали с факелами.

— Говоришь, в город не попасть? — переспросил Прохор Иванович.

— Не попасть, боярин. Больших сил дождаться нужно, а уже затем и Кремль брать. Вот если бы нам кто изнутри ворота открыл — другое дело. Шемяка, когда из Москвы уходил, самых верных слуг у ворот поставил.

— А если мы по-другому поступим? Сколько нас здесь? — загорелся вдруг Прошка от шальной затеи. — Дюжина! Иди по избам, собирай шутовские наряды, вот в них в город и заявимся.

— Будет сделано, боярин! — Детина перемахнул через плетень, догадавшись о выдумке Прошки.

Скоро он заявился с огромной охапкой одежды в руках.

— Здесь шутовские наряды, хари бесовские и бабьи сарафаны. На всех хватит!

Прохор Иванович выбрал себе маску с оскаленной пастью. Пригляделся — по всему видать, бес какой-то. Да уж ладно, не время привередничать, и так сгодится. Детина подыскал себе наряд лешего, кому-то достался бабий сарафан, и отрок неумело натянул его через голову. Сарафан цеплялся за кольчугу, из-под подола торчала сабля. Пришлось отцепить оружие. Прошка оглядел свое воинство и едва удержался от смеха.

— Теперь-то уж нам точно ворота откроют. Сабли и кинжалы под наряды попрячьте, да чтобы не видно их было. И не гремите, когда к воротам подходить станем. Нам только стражу побить — и город наш. В Москве много бояр, которые Василию Васильевичу преданы, они нам и помогут.

Переодетые воины Прохора поспешили к городским воротам. Предусмотрительный детина захватил в одном из дворов гусли и весело дергал за струны, пел высоким голосом о богатыре и красной девице, которые за околицей нежно целуются.

Так прошли они с песнями и плясками через мост до самых ворот Кремля, а там грубый голос вопрошает:

— Кто такие? Чего надо здесь в такой поздний час?