Князь Владимир

Крохотная пауза показала, что он хотел сказать «утверждать», но в последний момент пощадил патриарха. Но ясно дал понять, что не примет митрополитов, присылаемых из Царьграда.

Дружинники сомкнулись за спиной Анастаса. Он боялся дышать, на солнце хмель поднялся из утробы и ударил в голову. Перед ним все плыло и качалось. Патриарх смотрел ненавидяще, в глазах было бессилие. Князь русов в последний момент свернул еще круче… Но что можно сделать?

– Что ж, – сказал он тяжело, словно ворочал тяжелые глыбы, – тяжелая работа выпадет ему работать среди язычников. Осилит ли?

– Мы поможем, – заверил Владимир. – Выше голову, митрополит всея Руси!

Анастас вздрогнул, дико посмотрел на великого князя. Жилки в глазах полопались от беспробудного пьянства, белки налились кровью, он выглядел злым и затравленным. Похоже, он еще не понимал, что на него свалилось, а патриарх константинопольский в бессилии воздел и опустил руки. Язычники! Одни язычники, не скоро их осияет благодать Христа…

Только Тавр посветлел лицом, еще Борис кивнул понимающе. Если русский князь принял бы крещение из рук константинопольского патриарха, то ему бы Русь и подчинялась. А так как патриарх подчиняется базилевсу, то Русь выполняла бы приказы Царьграда. Но, приняв крещение из рук простого священника, Владимир не признает верховной власти империи даже в вопросах веры. Он не стал платить независимостью, он остался верен себе – попросту украл веру. А дабы закрепить ее, заставил привезти целый флот священников с их книгами. Еще и от Самуила, болгарского царя, идут целые обозы с церковными книгами. Без них не окрестить целую страну!

Оставшись на минутку наедине с князем, Тавр сказал понимающе:

– Русь крестить – понятно… А сам-то ты как? В самом деле принял?

Владимир бросил раздраженно:

– Вопросы веры… это дело другое. Для себя я воин ислама. Я хочу и буду говорить с богом один на один, без дурака толмача. Но, как правителю, мне нужна послушная, аки пес, вера для простолюдинов! Чтобы стянуть все эти сотни озлобленных друг на друга племен в один могучий кулак, я должен править душами и даже мыслями так же просто, как и телами. И рыться в них, как в карманах и закромах холопов. Новая вера сама предлагает мне тысячи осведомителей, коим рабы этого небесного царя будут выкладывать на исповеди все сокровенное! Ни один не ускользнет, ибо крестить будут еще в колыбели. Вот это настоящая власть. И я создам ту Русь, перед мощью которой содрогнутся соседи. Инакомыслия не будет! Все думать и чувствовать будут как угодно мне, великому князю, кагану, базилевсу, царю или… как ни назови. Мановением руки я смогу бросать на врага… или на рытье рва как послушную армию, так и женщин, стариков и детей, если возжелаю!

Глаза его горели мрачным огнем. Тавр поклонился ниже, чем обычно, отступил. Впервые от слов князя чувствовал не трепет восторга, а неясный страх, будто все ближе подходил к бездне.

В тот же вечер в небольшой комнатке за плотно закрытыми дверьми он собрал доверенных воевод Владимира, бояр, а также знатных мужей, кому доверял. В воздухе веяло тревогой.

Тавр оглядел всех выпуклыми круглыми глазами:

– Наш князь сейчас токует вокруг своей тетерки… Ему не до нас. Даже не до Руси. Что ж, он трудился не покладая рук, пусть малость отдохнет. А нам нужно подумать, как окрестить Русь.

Войдан пожал плечами:

– Войско сейчас как никогда просто боготворит князя. Он почти без потерь взял Херсонес, а неистовый Святослав положил бы там половину войска… Он ромеев поставил на колени, примучил отдать за него принцессу красоты невиданной, а главное – вытребовал такую дань, что ни князь Олег, ни Святослав, никто другой не захватывали и десятой доли! Он каждому воину подарил по золотой гривне на шею, виданное ли дело! Не всякий боярин имеет! Если вспыхнут волнения, то дружина пойдет за князя даже против родных матерей!

Стойгнев буркнул:

– Когда вернемся в Киев, сразу надо открыть все подвалы с вином, выкатить бочки на улицы. И выставить богатое угощение. Кто крестится – жри и пей от пуза.

– А крестить в день святого Боромира, – добавил Тавр со странной насмешкой. – Повезло, наступают самые жаркие дни, вода в Днепре прогрелась, как парное молоко.

Наступило долгое молчание. Тавр заметил, что никто из них не смотрит друг на друга. Наконец задвигался Войдан, сказал с кривой усмешкой:

– Что ж, пришел конец прекрасной мечте?

– Ну почему уж так… – сказал Тавр неуверенно.

– А куда денете русских богов? Пока Христа принимали в народе, то, ревнив он или не ревнив, ставили рядом с другими. А если примут по всем правилам для всей Руси…

Стойгнев кашлянул:

– Не если, а когда. Князь уже решил.

– Базилевс, – поправил Кремень с неловким смехом. – Император!