В 1775 году князем Долгоруковым и в Губанпо ве был построен каменный дом с анфиладной планировкой, четырехколонным портиком и двумя одни этажными флигелями, находившимися в большом пейзажном парке с оранжереями, теплицами и красивыми павильонами, остатки которых сохранились до нашего времени. Усадебный дом был построен таким же, как и московский дом князя Василия Долгорукова на углу Охотного ряда и Большой Дмитровки (теперь часть Дома союзов – Колонного зала), и имел 7 окон по главному и по боковым фасадам. Из Кафы в губайлове кую церковь Знамения Пресвятой Богородицы Василий Михайлович привез два мраморных белых неполированных барельефа работы XIV века. На барельефах были изображены Георгий Победоносец и «как бы прославление Марии Магдалины, изображенной с распущенными волосами и держащей в руках алевастр с ароматами; она поддерживается с боков двумя ангелами. Надписи на первом греческая (русскими буквами XIII–XIV веков), на втором – латинские.»
11 апреля 1780 года указом императрицы Екатерины II князь Василий Михайлович Долгоруков-Крымский был назначен московским главнокомандующим. Еще со времен Петра I во главе Первопрестольной стоял главный градоправитель Москвы, который назывался сначала военным губернатором, лотом главнокомандующим и военным генерал-губернатором, в подчинении которого находились губернатор, градоначальник, оберполицмейстер и полицмейстеры. Сохранившиеся отзывы его современников все как один говорят, что князь Крымский отличался внимательным отношением к москвичам, а его дом, в котором князь Долгоруков, больной подагрой, часто принимал посетителей лежа на диване, был всегда открыт «для дворян и мещанского сословия».
Родственник князя Василия Михайловича П.В. Долгоруков пишет в своем «Сказании о роде князей Долгоруковых» 1842 года о московском периоде жизни Долгорукова-Крымского:
«Однажды явилась к князю мещанка, и обливаясь слезами, пала на колена, умоляя возвратить ей дорогие вещи, присвоенные немцем, у которого она занимала деньги. «Встань, – сказал князь – и говори толком, без визга: заплатила ли ты ему долг, или нет?»-«Только, батюшка, тремя днями опоздала; а он, окаянный, от денег отказывается и вещей не отдает! – «Опоздала! Так ты и виновата сама, а жалуешься! Но точно ли вещи у него?» – «Точно, батюшка. Иначе бы я не беспокоила тебя. Он еще не сбыл их с рук; просит более, чего оне стоят.» – «Хорошо. Попытка не шутка, а спрос не беда. Попов! (правитель канцелярии Долгорукова-Крымского – авт.) Пошли-ка за немцем и вели, моим именем, попросить его ко мне.» Потом, когда немец вошел в кабинет, князь встретил его словами: «Здравствуй, Адам Адамович (оба имени узнал он предварительно от мешанки). «Я ошень рад» – отвечал немец с поклонами. «Адам Адамович! Ты знаешь эту мещанку?» – «Как не снать, Ваше сиятельство! Она прала и истершала мои теньки! Я послетние ей оттал, нашитые с великим трутом! И к тем еще занял у одного шаловека, весьма акуратнаго, шестнаго, который шивет одними просентами!» – «Честный человек, каким ты описываешь себя, Адам Адамович I не можешь знаться с бездельниками. Докажи же мне свою честность; удружи: прошу тебя: она отдает тебе долг, отдай ей вещи!» – «С феликою ратостию исполнил бы я шелание Вашего Сиятельства, но я вещи протал в гороте неизвестному шаловеку: их нет у меня!» – «Слышь-ты какая беда!» – возразил князь. «Не верьте, батюшка – сказала мещанка – он лжет: хочет разорить меня несчастную! Вещи у него спрятаны дома.» – «Так прошу тебя, Адам Адамович – продолжал князь – присесть к столу моему.» – «Помилуйте, Ваше Сиятельство – отвечал немец с поклонами – много шести! Не исфольте песпокоиться. Я могу стоять в присутствии фашей великой осопы!» – «Полно, Адам Адамыч, болтать пустое – сказал князь, улыбаясь – ты у меня не гость. Я с тобой разделаюсь по своему. Садись; бери перо и пиши к жене своей по русски, чтоб я мог прочесть: пришли мне с подателем сего вещи мещанки N.N., у нас хранящиеся!» – Немец, взявшиеь за перо, то бледнел, то дрожал, не знал на что решиться, и продолжал уверять с клятвою: что у него нет вещей. «Пиши – вскрикнул князь с сердцем, что я тебе приказываю. Иначе худо будет.» Записка написана, отправлена, вещи привезены, и князь, отдавая деньги немцу, сказал: «Ты полное имел право не возвращать вещей, не смотря на убеждения бедной женщины, и на мои просьбы; но когда посредством клятв надеялся овладеть ея собственностию, разорить несчастную; покушался обмануть меня, начальника города; то признавая в тебе ростовщика, лжеца, на первый раз дозволяю возвратиться к себе в дом и помнить, что с тобою было! Попов! Не худо бы записать его имя в особую книгу, чтоб он был у нас на виду!»
B.C. Казанцев в книге «Русский род князей Долгоруковых», изданной в конце XIX века в Москве, писал о В.М. Долгорукове-Крымском: