Князь Трубецкой

Трубецкой вскочил, подбежал к лежащим в стороне ружьям, схватил два и бросился к дороге.

Да, черт возьми, это не засада на него, это он сам себя напугал, нафантазировал, как сам бы ловил партизана на живца, ошибся, слава богу, но время тянуть нельзя, если перестрелка затянется, то на звук пальбы могут подтянуться французы — патруль или какая-нибудь часть, просто следовавшая по дороге.

Нужно действовать быстро.

Насколько видел князь, с обозом двигались десятка два французов. Пять или шесть из них уже выведены из строя… все равно у них есть численное преимущество. Выстрелы продолжают звучать, а это значит, что обозники потихоньку приходят в себя, во всяком случае, не настроены бежать. А мужики из отряда Трубецкого стрелять будут не слишком часто, нет у них пока сноровки в заряжании ружей. Да еще под ответным огнем. И продолжаться это не может бесконечно…

Твою мать!

Трубецкой шарахнулся в сторону от лошади, бившейся в постромках. Копыто ударило совсем рядом, одна или две лошади визжали, еще одна пыталась встать на ноги, но остальные лошади упряжки валили ее на землю.

Бегом!

Кричал француз с переломанной ногой, не видел ничего вокруг себя от боли, катался в пыли, схватившись за ногу, не понимая от боли, что своими движениями только увеличивает свои мучения. Обломок кости торчал наружу, кровь, смешиваясь с пылью, превращалась в черно-багровую жижу.

Вторая повозка, раненая лошадь умирала, заливая все вокруг кровью, пять лошадей стояли, опустив головы, покорно ожидая своей судьбы.

Из-за фургона выскочил француз с ружьем наперевес. Он не пытался напасть на Трубецкого, просто спрятался… пытался спрятаться, чтобы зарядить ружье. Увидев набегающего врага, француз дернулся, шарахнулся назад, выставляя штык перед собой, Трубецкой выстрелил из ружья одной рукой, прижав приклад к боку локтем.

Полыхнуло, грохнуло, ружье вылетело из руки, упало на землю, но пуля попала французу в грудь, припечатав его к фургону. Тело ударилось спиной о борт повозки, отлетело и упало лицом в дорожную пыль.

Дальше, не останавливаться… Пороховой дым затянул дорогу, клубился между повозок.

Француз торопливо работал шомполом, заряжая ружья, поглядывая за фургон, туда, откуда напали, автоматически ожидая опасности именно оттуда, совершенно забыв, что смерть могла прийти и сзади…

Трубецкой выстрелил в голову. Почти в упор. В лицо ударили брызги чужой крови, князь вытер лоб рукавом, поставил свое ружье на землю, прислонив к борту фургона, вытащил из-за пояса пистолет.

От хвоста колонны все еще слышались выстрелы.

Нужно поднимать мужиков. Нужно. Поднимать. Мужиков. Или хотя бы попытаться. Сегодня у них экзамен, и если не считать дурацкого преждевременного выстрела…

Трубецкой свистнул в два пальца: длинный протяжный свист и серия частых коротких. Все ко мне! Все ко мне!

На свист обратил внимание и солдат из обоза, выпрыгнул из-за фургона, как черт из табакерки, ружье, слава богу, у него было разряжено, поэтому он попытался ударить штыком. Выпад — винтовка со штыком имела в длину почти два метра, блестящий конец штыка мелькнул у самых глаз Трубецкого, тот успел шагнуть в сторону. Вскинул пистолет. Осечка!

Еще один выпад, Трубецкой отвел штык в сторону левой рукой, взвел курок на пистолете и выстрелил в лицо противнику. Есть!

Пистолет в сторону, перехватил ружье из рук убитого, бросился вперед, навстречу следующему французу. Ружья скрестились, парировать выпад удалось с трудом — француз фехтовал уверенно, имел, похоже, опыт. Ветеран, мать его…

Рывок в сторону, Трубецкой чуть не выпустил ружье из рук. Князь попытался контратаковать, но проклятый француз четким движением отшвырнул его штык в сторону.

Словно огнем обожгло левое плечо Трубецкого.

Штык противника пропорол ему рукав куртки и кожу над локтем. Потекла кровь — не закапала, а именно потекла, сразу, ручьем. Мать-мать-мать-мать…

Рывок — выпад — удар — уход в сторону — финт — и снова удар…

Больше ничего не было в мире, только противник, только колючий отсвет солнца на его штыке.

Колотится сердце, в легких начинает тлеть огонь. Штык француза снова рвет одежду на Трубецком, но на этот раз до тела не достает.

— Нет! — почему-то кричит Трубецкой.

Изо всех сил кричит, словно пытается этим криком отшвырнуть своего врага, лишить его сил… или даже убить его этим воплем…

Снова выпад, перехват и удар прикладом — в бок. Трубецкой задохнулся, попытался устоять на ногах, но француз снова ударил прикладом, перед глазами полыхнуло, ноги подкосились… Выронив ружье, Трубецкой упал на спину, даже не пытаясь сгруппироваться. Земля, ударив в спину, разом вышибла из легких остатки воздуха.

Вот и все, мелькнуло в голове. Вот и все.

И снова время замедлилось.

Француз что-то кричит. У него смуглое лицо, покрытое копотью от сгоревшего пороха, капли пота прочертили на нем светлые полосы. Белые крепкие зубы. В черных глазах — ярость. И радость. И облегчение. Он победил. Он! Победил! Осталось только добить, нанести последний удар.