Князь Тавриды

— Садитесь здесь со мной. Тут нам никто не помешает и поговорим о вашем, данном от Бога, серьезном характере. Мне сдается, что он явился у вас не особенно давно.

— Вы думаете?

— Да, и знаю даже с какого времени…

— Вот как!

— С тех пор, как княжна Зина вышла замуж.

Григорий Александрович вскочил как ужаленный.

— Что вы… говорите… — начал он, задыхаясь.

— Тише, тише… — засмеялась она. — Я читаю в вашем сердце, как в раскрытой книге. Вы все еще ее любите.

Он схватил ее за руку.

— Ради Бога, замолчите! — бормотал он.

— Кто же нас слышит? И ее ведь здесь нет, она в зале…

— Все равно… если бы вы знали…

— Что?

— Я чувствую, что не могу совладеть с собой… О, говорите, как вы могли узнать тайну, которую я сам от себя скрывал… Может быть, она сама вам сказала?..

— Несчастная Зина ничего не говорила мне… Я просто догадалась…

— Вы назвали ее несчастною?..

— Да, она несчастлива.

— Разве князь…

— Князь обожает ее… Но она его не любит…

— Она его не любит?!

— Она не может любить, потому что ее сердце принадлежит вам, потому что она осталась верной своей первой любви…

— О, замолчите, замолчите…

— Почему? Разве я говорю неправду, разве вы сами не заметили, как она побледнела, встретившись с вами, как она задрожала, кланяясь вам…

— Мне показалось, что она хотела избежать этой встречи.

— Конечно, при такой массе свидетелей она должна была бояться выдать себя.

Григорий Александрович задыхался от волнения. Графиня Клодина положительно пожирала его глазами.

— Я люблю Зину и страдаю с ней вместе. Я бы так хотела видеть ее счастливой… Зачем вы не женились на ней?

— Я не смел и об этом и думать…

— Жаль, что я не знала об этом ранее… Зина была бы теперь вашей счастливой женой.

IX. Змея

— Теперь я все понимаю! — продолжала коварная женщина. — Иван Дементьевич своим самолюбием и своей гордостью погубил две жизни… Он разлучил вас с Зиной и разбил вашу университетскую карьеру… В это время князь сделал предложение… Вы, быть может, не знаете, что сначала она отказала… Она, наверное, ждала… вас… Но, так как вы скрывались от нее, она с отчаяния послушалась совета моей матери… Она, конечно, подумала, что вы никогда не любили ее.

— Бедная княгиня! — вздохнул Потемкин. — Она презирает меня теперь, ненавидит, быть может…

— О, я могу поклясться, что тот поцелуй, которым она подарила меня, предназначался для вас.

Григорий Александрович сомнительно покачал головой.

— Нет, нет, все кончено! Она жена другого… О, если бы я смел с ней поговорить, если бы я мог ей сказать…

— Что вы все еще ее любите?

— Нет, это было бы для нее оскорбительно… но я хотел бы объяснить ей свое поведение в Москве…

— Что же вас удерживает?

— Она не захочет меня выслушать…

— В ее будуаре, может быть — нет… Но здесь, у меня…

— За такое счастье я отдал бы всю жизнь! — сказал он дрожащим голосом.

Глаза графини Клодины блеснули.

— Это я вам устрою… Необходимо действительно, чтобы вы оба объяснились. Это будет для нее утешением, а для вас облегчением…

— Как вы добры.

— Хорошо, хорошо, вы меня поблагодарите после…

В это время в гостиную вошла княгиня Зинаида Сергеевна.

Графиня Клодина пошла ей навстречу, между тем взгляды княгини и Григория Александровича, продолжавшего стоять на том же месте, встретились.

Казалось, это были две встретившиеся молнии.

Княгиню поразила необыкновенная бледность молодого человека.

Ее сердце наполнилось жалостью.

Сославшись на головную боль, она простилась с хозяйкой, которая успела шепнуть ей:

— Я буду у тебя завтра… Мне надо многое сказать тебе…

Княгиня вспыхнула. Она прочитала на губах подруги готовое с них сорваться имя Потемкина.

— Ты всегда моя желанная гостья… — с трудом проговорила она.

Подруги расцеловались.

— Так до завтра! — шепнула княгиня.

— Да.

Княгиня уехала.

Вскоре откланялся хозяину и хозяйке и Григорий Александрович.

На другой день, часов около трех, графиня Клодина уже была в будуаре княгини Святозаровой.

Последняя ожидала ее с нетерпением.

— Твои вчерашние слова, милая Клодина, ужасно обеспокоили меня, — начала княгиня Зинаида, когда подруга удобно уселась в кресле. — Я продумала о них всю ночь… У тебя есть, верно, передать мне что-нибудь очень важное?

— Это зависит от того, как ты на это взглянешь… Дело идет о сохранении твоего спокойствия, даже о предупреждении опасности.

— Опасности! Ты меня пугаешь…

— Ты доверила мне часть своей тайны, милая Зина, но сказала, с понятной сдержанностью, не все… Но настоящая дружба проницательна… Ты простишь меня, если я тебе скажу, что я все узнала.

— Все узнала! — воскликнула, дрожа, княгиня.

— Да, вчера я еще сомневалась, но твое смущение вечером мне все открыло.

Княгиня опустила голову.

— Но это не та опасность, о которой я говорю, — продолжала великосветская змея. — Главная опасность заключается в его любви к тебе… в любви безумной…

Княгиня радостно улыбнулась.

— Ты думаешь? — спросила она.

— К несчастию, я в этом уверена…

— Он тебе сказал это?

— Да.

— Что же он говорил тебе? — взволнованным голосом торопливо спросила княгиня.

Графиня Клодина рассказала о вмешательстве в любовь молодых людей Ивана Дементьевича Курганова.