Князь Олег

Олег в этот момент взглянул на нее и чуть не поперхнулся: она смотрела на него в упор, в ее глазах играли озорные бесенята.

— Я пришел к вам с добром и миром, — неожиданно произнес он.

— С миром — это хорошо, — медленно произнесла она:: прищурила глаза; они стали похожи на кошачьи.

Олег хорошо рассмотрел ее. Узкое личико, обрамленное густыми черными волосами, было красиво: прямой носик с трепетными лепестками, полуоткрытый ротик с пухлыми губками. Но особенно привлекательны были ее глаза, огромные, лучистые, они невольно очаровывали и навораживали. От лица ее веяло девичьей свежестью и в го же врем чем-то притягательно-порочным.

— Ну что ж, — сказала она, слезая с колен Богумира, — беседуйте, разговаривайте. А я пойду досыпать.

Покачивая тонким станом, она обошла стол и, пройдя мимо Олега, вдруг полыхнула в его лицо жарким взглядом зовущих глаз. «Не девушка, а сущая ведьма», — невольно подумал он, чувствуя, как у него на мгновенье сладко замерло сердце.

После ее ухода некоторое время царило молчание. Наконец Богумир кашлянул, привлекая к себе внимание, и сказал спокойно:

— Думаю так. Надо наш разговор перенести на вече. Как оно решит, так и будет…

Люди собирались нехотя, лица у них были хмурые, встали на площади кучно, плечо к плечу. Олег убрал своих воинов на крепостные стены и в башни, перед народом появился вдвоем с Богумиром, безоружный.

Богумир к этому времени не спеша обдумал сложившего положение и решил быть покладистым и уступчивым. Он не знал, как будут дальше развиваться события, но прекрасно понимал, что любая искра недовольства может породить непредсказуемый взрыв злобы с обеих сторон и что вооруженных до зубов норманнов горожанам не одолеть. Надо пока быть терпеливым и выжидать, а не кидаться сломя голову в водоворот событий.

Когда все собрались, Богумир выступил вперед и сказал громко, властно:

— Ладожане! Вы знаете, что сегодня ночью случилось. Рядом со мной стоит предводитель ватаги норманнов, назвал он себя конунгом Олегом. Так вот намерен этот Олег со своим войском взять Ладогу и прилегающие земли под свою охрану. И невысокую плату требует, всего по шкурке соболя и по шкурке лисицы с человека в год. Как вы на это смотрите, господа ладожане?

В ответ — молчание.

— Ну что же вы, господа ладожане? — снова вопрошал Богумир.

— А ты-то как сам? — прозвучал одинокий голос.

— Я-то? — Богумир переступил с ноги на ногу, ответил: — Да сходная цена, по-моему. Под силу каждой семье. К тому же освободимся от несения караульной службы на стенах, больше времени будет для охоты и занятий на полях…

— А Новгород как? — снова спросили из толпы. — Там ведь тоже словене живут…

— Мы сами по себе, Новгород сам по себе. Пусть сами и решают.

— Негоже как-то. Одно мы с ними племя — словене…

— Да вот так случилось, — Богумир нахмурил брови. — Одним пока решать придется.

Вновь тягостная тишина. Наконец звонкий выкрик:

— А где норманны жить собираются?

— Да! Совсем забыл… Значит, так. Переговорил я с конунгом Олегом. Просит он, чтобы мы построили для них избы одной слободой. Там они и поселятся. А пока нам придется потесниться.

— А чего он стоит нахохлившись? Сказал бы чего-нибудь…

— Хоть голос услышим!

— Сейчас попрошу, — сказал Богумир и повернулся к Олегу: — Народ хочет тебя услышать!

Олег решил быть кратким. Потому что знал: кто сомневается в себе, тот много и пространно говорит, а он хотел показать ладожанам, что уверен в принятых решениях и дальнейших действиях. Шагнул вперед, произнес громко и решительно:

— Ладожане! Я принес вам мир и спокойствие. Чтобы вы спокойно трудились. А воля ваша и обычаи останутся неприкосновенными!

И отошел на прежнее место.

После некоторого молчания послышались голоса:

— Ишь ты, по-нашему калякает…

— Прокаркал кое-как…

— Слова коверкает, а разобрать можно…

— Вот что, мужики, — проговорил Богумир, боясь дальнейшего накала страстей. — Давайте голосовать, что согласны платить норманнам по шкурке соболя и лисицы с человека за несение охраны. Кто согласен, поднимайте руки!

Нехотя, но большинство дали разрешение. Богумир тотчас поспешил распустить народное собрание. Затем повернулся к Олегу, сказал:

— Все хорошо, конунг.

Тот, молча, кивнул. Но он был разочарован. Ему представлялось, что спокойный и миролюбивый славянский народ, каким ему представили его на родине, должен был быть более сговорчивым, а здесь он встретил строптивость и злобу, непримиримость и ожесточение. «Ничего, — подумал он про себя, — поживем рядом, увидят, что мы им не хотим зла, и привыкнут, смирятся. Главное, не наделать ошибок, не стравить викингов и славян». Олег не знал, что в этом вопросе они с Богумиром думали одинаково.

Он очень устал за этот день и мечтал завалиться в пуховую постель. Но Велегост, встретив у порога, нарушил его задумку.

— Для тебя истоплена баня, князь, — сказал он. — Топили березовыми дровами, пар будет отменный!

— Устал я, не до бани, — еле проговорил Олег. — Как-нибудь в другой раз.

— О! С устатку попариться — и все как рукой снимет! Девушки веничками и мочалочками пройдутся, как будто заново родишься!