Князь Олег

Но плотность кольца сомкнутых рук дружинников нужна была не только верховному жрецу. Монолитность и единство духа соплеменников нужны были еще и киевскому князю. И если первый находил в этой монолитности опору и вдохновение для творения новых молений богам, то второй проверял на ней свое влияние и ждал удобного момента, чтобы в эту благодатную почву бросить крепкое зерно своего нового призыва. Аскольд ревностно, но терпеливо ждал своего часа, а пока дело вели друиды Бастарна. Они с каждым словом прибавляли силы голосу, и толпа кручинившихся по безвременно умершему великому князю Новгорода подхватывала громкий вопль друидов и мощной волной обрушивала его на противоположный берег Почайны, откуда эхо переносило стон на берег Днепра и далее, в город. Кровь стыла в жилах у того, кто случайно оказывался невольным свидетелем такой кручины. Достигнув наивысшего предела, стенания вдруг прекращались и переходили в молитвенный плач под глухие удары ловких пальцев друидов по кожаным барабанам.

Бастарн действительно испытывал печаль. Весь текст молитвы, тщательно продуманной им накануне, был посвящен не столько смерти Рюрика, сколько Аскольду и его мятежной дружине.

— Яко коротка и сурова была жизнь великого князя Новгородского, русича Рюрика! — с горечью проговорил Бастарн, и толпа, плача, повторила вслед за друидами эту фразу. — Мало лет прожил Рюрик среди словен ильменских, а благих дел сотворил множество, и народ должен будет чтить память по нему незабвенную! — скорбным, но крепким голосом продолжил верховный жрец, и все вторили ему, но уже вразнобой.

Дружинники растерянно оглядывались на Аскольда, Дира, переводили взгляды на Бастарна, но тот, учуяв слабость голосов дружинников, четко продолжил:

— Великое дело начал Рюрик на земле словен! Он строил крепости и защищал землю словенскую от кочевых орд иноплеменников! Он установил ряд на земле словен и примирил вождей родственных племен! Он запретил родственные распри и остался верен тем богам, которые питали силу его духа с младых ногтей! Так воздадим честь тому, кто был добровольно приведен в землю ильменских словен для установления ряда и кто сумел пустить корни среди родственных нам племен не только с помощью семьи своей, но и с помощью верных гридней!

Толпа дружинников, склонив головы, повторила справедливый отклик верховного жреца о Рюрике, но Бастарн почувствовал, как Аскольд вздрогнул всем телом и метнул в его сторону взгляд, горящий злобой. Он оглянулся, их взгляды скрестились, но Бастарн не отступил.

— Да! Русич Рюрик был большим человеком! — упорно повторил верховный жрец. — Владея большой ратью, он не пускал воев на грабеж, но с честью старался оберегать землю словен и ее людей от лютых врагов, помня о завете своих богов!

Толпа дружинников, озираясь на Аскольда, молчала.

Бастарн продолжал:

— А кто осквернит веру в богов своих, того Святовит жестоко покарает и никогда не пошлет удач в делах!

Друиды охотно и громко повторили наказ верховного жреца, а дружинники негромко пробубнили сие предостережение.

— Бог Святовит всевидящ и всемогущ! — грозно напомнил Бастарн, глядя в глаза Аскольду. — Бог Святовит и его слуги свершили добро, забрав Рюрика к себе и к его любимой жене! Так пусть Рюрик обретет покой возле своей любимой жены Эфанды! Да будет тако! — заверил Бастари всех присутствующих, и на этот раз хор голосов был по-доброму мощным.

После этих слов хоровод с причитаниями совершил трехкратное хождение вокруг костра, и в ходе оного дозволялось всякому человеку любого звания и языка говорить свое пожелание покойному великому князю Новгорода и выражать свою боль по утрате именитого русича любым печальным действом; и только Аскольд «не деяху ни битвы, ни кожи кроения не творяху, ни лица драния на соби».

А тем временем на южном откосе поляны велось приготовление пищи, которую друиды умело расставляли на холщовых стелянках, и справлявщие тризну по Рюрику перешли ко второй половине церемонии…

— Ну, Исидор, поведай нам что-нибудь, — лениво попросил Аскольд, возлежа вместе со своими приближенными дружинниками на большом персидском ковре и любуясь игрой тихого пламени угасающего костра.

Тризна по Рюрику закончилась, все накручинились, насытились, теперь и душу можно побередить вольными разговорами. Исидор, давно ждавший княжеского повеления, взглянув, однако, на Бастарна, понял, что верховный жрец тоже настороже и не даст нынче Аскольду внимать ему. Но отступать было нельзя. И грек, запахнув поплотнее свой длиннополый черный плащ, повседневную одежду монаха, заговорил тем мягким, певучим голосом, который не слушать было невозможно.

— Трудное время настало. Зложелателей много вокруг. Искренняя любовь исчезла…

— Как это исчезла? — возмутился сразу Аскольд, представив себе свою пылкую мадьярку Экийю с маленьким черноглазым сыном на руках.