Голова лишь издала испуганный писк и скрылась. С громким хлопком упал полог чума. Хадамаха стоял, шумно переводя дух, и ждал, пока пройдет мельтешение багровых пятен перед глазами. Стыдно — чего на мужика кинулся? И правда, кому понравится, когда у самого порога орут.
— Пошли в лавку, про которую дядька Бата сказал! — И снова зашагал по улице.
— Ты его давно знаешь, этого Бата? — пристраиваясь рядом, спросила Аякчан.
— Давно. С тех пор как с отцом сюда ходил. Стражник как стражник, торжище охранял. Которого нет, — с горечью добавил он.
— За День и Ночь многое могло измениться, — рассудительно сказал Хакмар. — Может, теперь торгуют в другом месте.
— Сдается, нам сюда. — Хадамаха остановился перед непомерно длинным и широким деревянным домом, похожим и на крепость, и на охотничий балаган, где летом живут всем племенем, да еще и добычу коптят-солят. Дверь распахнулась легко, без малейшего скрипа.
— Гине-гине, хозяева, откройте дверь да примите привет! — останавливаясь на пороге, вежливо позвал он. Никто не откликнулся.
Ни тебе лавочника, спешащего навстречу, ни суетливых приказчиков, готовых подать, завернуть, взвесить и отмерить. От самого входа тянулись ряды широких полок — верхние перекладины были вбиты прямо в потолок.
— Хозяева! — уже попросту, без всяких любезностей, позвал Хадамаха.
— Да входи уже! — толкнула его в спину Аякчан.
— За вход без спросу штраф полагается. Крупный, — пробурчал в ответ Хадамаха.
— Так это ж лавка! Она для того, чтобы входили! — Аякчан поднырнула Хадамахе под локоть и скользнула внутрь. И Хакмара за собой потащила.
Хадамаха еще постоял на пороге, прислушиваясь и принюхиваясь. Беспокойство, чутье то ли медведя, то ли стражника, то ли обоих вместе, ворочалось внутри неприятным теплым комом. Вокруг все так… не по закону, что у Хадамахи все наличные души были непонятно где, но уж точно не на месте. В странном городе, в который превратилось хорошо знакомое ему селение, даже лавка с товарами могла стоять вовсе не для того, чтобы в нее ходили покупатели.
— Хорошо! — выдохнул Хакмар, тяжело приваливаясь к одной из стоек с полками. И слабо улыбнулся. На лбу его блестели крупные капли пота. Обожженная сперва Жаром Голубого огня, а потом злым холодным ветром, кожа начала облезать — и Донгаровы мази не помогали, шелушащаяся кожа выглядела жутко. У парня болезненно-лихорадочно блестели глаза, и его трепала мелкая частая дрожь — Хакмар уже не замечал этой дрожи, настолько свыкся. А худющий стал! И Аякчан такая же — тряпье болталось на ней, как на обструганной палке, а на исхудавшем до размера детского кулачка лице остались одни глаза, то круглые и несчастные, как у больного совенка… то треугольные и такие же несчастные. Как у вымотанной до предела ведьмы-албасы.
«Им нужна передышка, — отчетливо понял Хадамаха. — Нельзя вечно и бесконечно спасать Сивир. Им нужно отоспаться, отъесться, просто передохнуть! И для начала хоть одеться!»
Помочь им сейчас может только он — ведь это его земля! Он шагнул в лавку и еще разок, уже погромче, выкрикнул:
— Хозяин! Нам бы прикупить чего… — Обогнал ребят и первым пошел между перегородившими все пространство полками. И понял, что Хакмар прав — торговля и впрямь переместилась в другое вместо. Вместе с товарами. Только вот покупателей, сдается, забыли. Да и с продавцами негусто.
— Эгей! — уже безнадежно позвал он. Возглас затерялся между полками, от пола до потолка заваленными пушистыми мехами — лисами, соболями и куницами, которых Хадамаха напрасно искал на торжище. Позади мехового богатства тянулись берестяные короба, набитые рыбой сушеной, рыбой соленой, рыбой вяленой. «Кап! Кап!» — подтекало из бочонков с моченой ягодой. Хакмар остановился у скромной стойки с железным оружием. Копейные острия, пара ножей, короб с наконечниками стрел. Заложив руки за спину, точно боялся даже случайно прикоснуться к выставленному железу, Хакмар изучал товар. Выражение его лица было… непередаваемым. Наконец южный кузнец аккуратно, кончиком мизинца подцепил свисающую с рукояти ножа бирку с ценой.
— Насколько я понимаю, звериные шкуры у вас весьма дешевы? — надменно поинтересовался он.
— Подешевле, конечно, чем в городах, — кивнул Хадамаха.
— Похоже, дешевле грязи, — перебил его Хакмар. — Потому как вот это… — все так же мизинцем он указал на нож. — Плевка не стоит. Вот если я в оплату плюну — это будет совершенно напрасный расход слюны! — И брезгливо повел плечом, точно красавица-бэле при виде лохмотьев гнилой кожи.
Хадамаха мельком глянул на бирку и почувствовал, как собственные брови мимо воли изумленно ползут вверх. Сколько-сколько? Пятнадцать волчьих шкур? С одной стороны, хорошо — если вот это тупое безобразие столько стоит, приличное храмовое железо в его мешке на целое состояние потянет. А с другой — с каких пор такие цены? Поди те шкуры добудь — у волков нет привычки самим из шкуры выскакивать и охотнику ее с поклоном вручать. Умгум, а потом новую наращивать, чтобы здешних торговцев ублажить.
— Хадамаха, ты что там застрял? — негромко окликнул его Хакмар, и он заторопился следом за ребятами.