Князь Никто

Меня разбудил назойливый щебет какой–то пичужки. Еще не открыв глаза, я понял, что все получилось. Не было ставшей привычной скручивающей боли в пояснице. Не ныли даже в неподвижности все суставы. Не было вечного вкуса горечи во рту, мешающего ощутить вкус пищи. Не было саднящей сухости в горле. Не болело вообще ничего, и еще толком даже не освободившись от сонного оцепенения, я ощущал себя бодрым и полным сил юнцом. Я лежал с закрытыми глазами, представляя себе, как я сейчас встану со своего огромного роскошного ложа… Впрочем, может быть, до моего рождения он еще не заказал себе ту неприлично роскошную даже для нашего дворца кровать с колоннами в форме голых девиц и муаровым балдахином… Но вряд ли его вкусы сильно отличались, а к фонду семьи он доступ имел чуть ли не с самого рождения. Так что я выскользну из–под неприлично дорогого шелкового белья, капризным тоном прикажу слугам немедленно набрать мне горячую ванну. С ароматной шапкой пены до самого потолка. И буду нежится там, пока вода не остынет. А потом прикажу подать себе завтрак. Французские тосты с нежнейшим трюфельным паштетом. И цветочками сладкого сливочного масла. И кофе, много ароматного кофе, целый кофейник. И вазочку с прозрачным клубничным конфитюром. И восхитительные бриоши с начинкой. И… От гастрономических мечтаний мой рот наполнился слюной, губы сами собой растянулись в улыбке. Ах, какое же это счастье — улыбаться и не чувствовать, как при этом покрываются глубокими трещинами твои губы…

Грубый тычок под ребра резко и неожиданно вернул меня с небес на землю.

Что еще за ерунда? Кто это настолько обнаглел, что смеет так обращаться с княжеским сыном?!

В этот момент мне в нос ударил густой смрад, мало чем похожий на запах покоев княжича. Ядреная смесь из прелого сена, гнили, тухлого мяса и кошачьей мочи.

Что за шутки?!

— А ну поднимайся, ленивая задница! — сварливо сказал кто–то незнакомый и заперхал. Слова свои он подкрепил еще одним чувствительным тычком под ребра. Я отбросил в сторону одеяло, моментально осознав, что ни о каком шелковом белье речи не идет. Грубое шерстяное одеяло, колючее и жесткое. Тут же я почувствовал, что какие–то мелкие твари кусают меня за задницу и за ноги. И догадался, наконец, открыть глаза.

Я лежал на матрасе, набитом сырой соломой. Подо мной были грубо сколоченные деревянные нары. Роль спальни выполнял крохотный загончик из криво сбитых досок.

И поверх этих самых досок надо мной маячила меланхолично жующая конская голова.

Да уж. Похоже, мой дядя изрядно набрался вчера вечером, и его бросили спать в конюшне… Что ж, с ним это бывало…

— Да почему же тебе приходится по три раза–то повторять?! — визгливо заорал все тот же голос, хозяина которого я пока не рассматривал. А зря, потому что он в этот момент подхватил какую–то палку и со всей дури огрел меня через одеяло. Сознание в этот момент раскололось как будто надвое. Память о старом и немощном теле заставляла сжаться в клубок и прикрыть голову руками. Юный здоровый организм, в который было перемещено мое сознание, требовало вскочить и дать сдачи охреневшему обидчику.

Получилось нечто среднее — я быстро сел, сбросив с себя кишащее клопами одеяло, и посмотрел, кто это тут оказался настолько смелым, что лупит палками княжеского сына.

Передо мной стоял мужчина средних лет с помятым и как будто стекшим вниз лицом. Тяжелые брыли тянули уголки губ вниз, из–за этого лицо казалось несчастным, обиженным или просто чем–то недовольным. Круглые навыкате глаза с тяжелыми набрякшими мешками были прикрыты грубыми круглыми очками с толстенными линзами. Из–за этих линз глаза казались еще больше и еще круглее. Как будто у рыбы. Он был какой–то и толстый и тощий одновременно. Над поясом свешивалось объемное брюхо, зато руки и ноги были такими тощими, что даже просторная одежда этот факт скрыть не могла.

— Ты что это себе позволяешь, холоп? — брезгливо спросил я. Понятия не имею, кто по профессии этот оборванец, но явно не аристократ.

— Что? — пузатик выронил палку. На лице его последовательно отразилось гнев, удивление, непонимание, а потом он наконец заржал, тряся брылями. Да еще и так громко, что лошадь, до этого момента мирно жевавшая что–то в соседнем загоне, нервно затопотала копытами и заржала тоже.

— Ты с глузду что ли съехал, убогий? — отсмеявшись, с трудом проговорил он. — Какой я тебе, холоп? Кем ты себя возомнил? Княжеским сыном? Или выше брать, самим Императором?!

— Уйди с дороги, мне надо домой, — сказал я и встал. Рост мой неожиданно и неприятно меня удивил. Я был значительно ниже этого неприятного мужика. По моим расчетам, дяде должно быть в это время около двадцати, а он никогда не выглядел хлюпиком… Или этот пузан на самом деле настоящий великан, хотя сначала мне так не показалось…

— Домоооой? — протянул мужик и снова потянулся за палкой. — Ты дури что ли обкурился вчера? То–то я смотрю, ты последнее время завел дружбу с какими–то проходимцами! Домой он собрался. А где это ты другой дом нашел, прощелыга мелкий?