Князь моих запретных снов

Солнце взошло недавно, выкатилось наливным яблоком из дымки, клочья тумана съеживались, оседая на траве росой, и снова и снова гоготали в небе гуси. Было прохладно. Я поначалу ежилась, до тех пор, пока Аделаида не укутала меня половиной своей шали.

В душе постепенно просыпалась радость – оттого, что наконец появилась возможность побывать еще где-то, за пределами Бреннена, и оттого, что вокруг все так величественно-красиво. А может быть, отогревшись в шали подруги, несмело поднимало голову предчувствие: хоть Винсент и не появлялся более, но вдруг еще ничего не закончено – а все только начинается.

Глядя в спины Альберта и Габриэль, я видела, что они переговариваются друг с другом. При этом их лица сильно сближались, почти соприкасаясь, и я лениво размышляла о том, что наверняка у них какие-то чувства, пусть и прячут их старательно, и не будь Габриэль сноходцем, то они бы с Альбертом могли пожениться. И тут же одергивала себя: если бы Габриэль не была сноходцем, она никогда бы не встретила Альберта, а вышла замуж за старого маркиза и потом, уподобившись моей матери, от отчаяния завела молодого любовника…

– Вот видишь, – наконец сказала Аделаида, – а ты не хотела ехать. Хорош сохнуть по нему.

Ее слова вырвали меня из состояния сонного спокойствия. Я осторожно поглядела в лицо Аделаиды – круглое и такое доброе.

– Я… не сохну ни по кому.

– Да ладно, – она покачала головой, – по тебе видно, что ты постоянно о ком-то думаешь. Как в полусне ходишь. Знаешь, я никогда не спрашивала тебя, да и не мое это дело, но… он ведь не из Бреннена? Кто-то извне?

Я невольно прижалась к теплому боку Аделаиды. Снова сделалось больно. Зачем она мне напомнила? Но, верно, все же надо с кем-то поделиться, тем более что больше нет никаких сказочных снов.

– Знаешь, – сказала тихо, – это выглядит странно, но… Он был из моих снов.

– А теперь сны ушли? – уточнила она.

Я кивнула.

– Ну и хорошо. Сны – это обман, Ильса. Не надо им верить. А если он ушел, то и к лучшему. Будет и другой, только уже настоящий.

Она ни капельки не смеялась надо мной, и поэтому, все так же завернувшись в край большущей шерстяной шали, я положила голову ей на плечо. И как-то стало спокойнее.

…Когда мы стали подъезжать к Филтону, дорога, что извивалась впереди змеей, влилась в королевский тракт, прямой и широкий, как спинка трона. И там уж стало не до любований красотами осени: тракт был людным, здесь скрипели медленные и груженые телеги, по обочинам шли крестьяне. Очень редко пролетала мимо легкая двуколка, и тогда я успевала заметить кокетливо повязанный бант, дорогой сюртук нараспашку, край подола пышной юбки в рюшах и тесьме. Простого люда было куда больше. И все они что-то тащили в Филтон, как я поняла, именно на ярмарку.

Обернувшись, Габриэль мне подмигнула. А я заметила, что Альберт держит ее за руку, но при этом они сидят так, словно между ними ничего и нет.

– Ильса, я как-то была в Филтоне! – крикнула Габриэль, чтобы перекрыть весь гомон большого тракта. – Я тебя отведу в лучший магазин белья. В конце концов, тебе семейство ар Мориш отщипнуло золотишка… И сегодня ты поймешь, как иногда полезно для здоровья и нервов потратить немного денег!

Я невольно улыбнулась. Пожалуй, она права. Я до сих пор понятия не имею, как это – просто что-то себе купить…

* * *

Филтон оказался, на мой взгляд, просто огромным, распластанным по земле во все стороны, точно большое глиняное блюдо. Дома, сплошь одноэтажные, лепились друг к другу так, что лишь в некоторых местах виднелись узкие щели, черные и грязные. Улица – та, по которой мы ехали, – была широкой и вымощенной брусчаткой, а от нее во все стороны разбегались узенькие кривые улочки, такие узкие, что крыши домов почти сходились над ними.

Потом, уже перед центральной площадью, началось такое столпотворение, что Альберт предложил нам пройтись пешком, пока он найдет местечко, чтобы привязать лошадей. Что мы и сделали. И уже потом, шагая вдоль низких окон, Габриэль, хихикая, сказала:

– Ну надо же, такой крошечный городишко, а столько народу.

А я-то уверилась, что Филтон – большой…

Народу было в самом деле очень много, самого разного, толпа – пестрая, как рысья шкура: тут вам и наряженные купчихи, и толстые лавочники, у которых пузо выпирает меж пол сюртука, и визжащая суетливая детвора, и деревенские, явно приехавшие на ярмарку, и неприятного вида оборванцы с липким взглядом, от которого по коже бегут неприятные мурашки. Чтобы не отстать и не потеряться, я вцепилась в локоть Аделаиды, она, в свою очередь, держалась за Габриэль, которая уверенно вышагивала вперед и даже пару раз свернула, почти не задумываясь.

– Все, мы на месте. – Габриэль остановилась, сдула непослушный локон, упавший на лицо. – Ильса, иди сюда, ко мне поближе. Сейчас буду тебе рассказывать, где здесь что.