Я вздохнула. В эти минуты… Не о том хотелось поговорить.
- Вряд ли он изменил свое отношение ко мне. Такие, как Тибриус, вряд ли меняются.
- Так и есть, - прошептал Винсент, осторожно прихватывая губами мочку уха, - не меняются. Как хорошо, что ты это понимаешь.
Снова молчание. И вкрадчивые, осторожные поцелуи, растравляющие под кожей огонь.
- Винс, - прошептала я, - скажи, ты… ты ведь не винишь себя в том, что умерла Флавия?
И это снова было не то, о чем хотелось говорить. Но говорить об этом было нужно.
- Виню, - спокойно ответил он, - но, во-первых, я уже ничего не могу изменить, а во-вторых, иногда нам всем приходится делать выбор. Я его сделал, и ты это знаешь.
- Винс, а что… что теперь будет со мной? С нами?
Я не хотела оборачиваться, почему-то было страшно – а вдруг я увижу на его лице то отстраненное равнодушие, как тогда, когда он шел к нам вместе с Флавией?
- Замок Бреннен принадлежит мне, - услышала я, - а ты…
Он медленно повернул меня к себе лицом, а потом опустился передо мной на одно колено. Потом нырнул рукой в карман и достал оттуда плоскую деревянную коробочку, покрытую сложной резьбой.
- Ильсара, выйдешь ли ты за меня замуж?
Внутри, на подушке из алого бархата, лежал перстень, простой, гладкий, с единственным камеш-ком, прозрачным, как слеза.
- Винс, - я, казалось, лишилась способности дышать.
- Не уходи от ответа, Ильса, - он усмехнулся, - возможно, в твоих глазах я не слишком надежный кандидат в мужья, но ты все-таки подумай.
А потом, не дожидаясь, он сам взял кольцо и одел мне его на безымянный палец. И поцеловал в тыльную сторону ладони.
- Вот и все, моя красавица. Сопротивляться надо было раньше.
- Да, - выдохнула я, - все равно, я бы ответила – да.
Наверное, это была самая тихая свадьба из всех, что знал Филтон. Только я, Винсент и жрец Всех. И, верно, это была самая необычная свадьба, поскольку в этом случае все делалось не так, как надо: говорят, жених не должен видеть невесту в свадебном платье – но мы выбирали его вместе, поскольку, кроме Винса, рядом со мной не оказалось ни одного человека, с кем бы мне хотелось это делать. Говорят, положено приглашать друзей и родственников на свадьбу, но у Винса друзей не осталось по понятным причинам, а люди, которых мне бы хотелось повидать, уехали. А еще, вроде как неприлично проводить ночи перед свадьбой с женихом – мы же спали в одной кровати, в комнате на вершине самой высокой башни Бреннена, окна которой выходили на море.
По ночам мы разговаривали, у меня всегда было, о чем спросить, а Винсент умел увлечь расска-зом. За годы, проведенные в Долине, он набрался знаний настолько, что мог бы, пожалуй, заменить собой небольшую библиотеку. Еще мы целовались, до одури, до искусанных губ – и не более. Это было его решением, «чтоб все было правильно». Так что, засыпали мы уже под утро, и еще никогда мне не было так хорошо и спокойно: под толстым пуховым одеялом, когда голова на плече человека, в котором абсолютно уверена. Однажды он меня все же спросил: после того, как он предал Флавию дважды, могу ли я ему доверять? Сложный вопрос, но я особо не раздумывала, потому что знала ответ еще тогда, в домике с розами.
Мы оцениваем поступки других, глядя, как говорится, со своей колокольни. И если с колокольни Винсента он был достоин всяческого презрения, то с моей – Флавия предала его первой, разбол-тав важные сведения Духу, а Винсент слишком ее любил, да и чувствовал себя чересчур виноватым, потому провел без малого три сотни лет в Долине и за это время ухитрился спасти от Сонной немочи Духи ведают сколько человек. Весы его совести колебались непрестанно: должен ли он был убить свою сестру, тем самым уничтожив и Духа, и Долину? Должен ли он был хранить ей вечную верность, бесконечное количество раз расплачиваясь за своей страх смерти? А потом в его реальности появилась я… И как-то получилось, что я стала для него более ценной, чем те жалкие крохи сестры, что еще не поглотил дух.
- Знаешь, - сказал Винсент, осторожно целуя меня в плечо сквозь ткань сорочки, - я все эти годы понятия не имел, как поступить правильно. Но теперь точно знаю. И жалею, что не сделал этого раньше. Я ведь видел ее лицо, когда мы вывалились в наш план бытия, и я попросту убил ее, заставив Урм-аша покинуть погибшую оболочку. Несколько мгновений, до того, как Флавия превра-тилась в ссохшуюся куколку… Знаешь, Ильса, я впервые за долгие годы увидел на ее лице покой. Не злобу, не презрение, не циничную усмешку. Она ушла мгновенно и обрела то, чего не было для нее так долго.
Он улыбнулся в подступающих рассветных сумерках, и впервые за эти дни я увидела покой и без-мятежность и на его лице. Винсент отпускал прошлое, чтобы остаться только со мной.
Это была самая тихая свадьба в Филтоне. А потом Винсент отвез меня в Бреннен, в легкой повозке, запряженной белыми лошадьми и – на руках, не слушая поздравлений прислуги – все в ту же башню. Хорошо еще, что лестница туда была достаточно широкой, потому что иначе Винсент в своем рвении точно пару раз стукнул бы меня головой о каменную стену.