Это было самое прекрасное и совершенное лицо из всех, что мне доводилось видеть. Ни единого изъяна, ни родинки, ни оспинки. Чистый фарфор с легким, едва заметным румянцем. Тонкие брови дугами, выпуклый лоб, выразительные глаза, темные, в густых ресницах. Узкий подбородок и розовый пухлый ротик сердечком. Вне всяких сомнений, девушка была прекрасна, но, но…
Внутри зародилось щемящее чувство, что где-то я ее уже видела.
И почему… она так странно движется?
Как будто это в самом деле не живой человек, а механическая кукла с идеально вылепленным лицом и в красивом платьице с оборками.
Между тем девушка подходила все ближе и ближе, я не могла оторвать взгляда от ее лица… и с каждым ее шагом в груди ширился и рос ядовитый, выжигающий меня дотла ком страха. Тело как будто теряло чувствительность, мир сжался до размеров комнаты, Ригерт Шезми словно исчез – остались только мы двое, я – и это дивное создание, от одного взгляда на которое стынет кровь в жилах.
Она остановилась, глядя на меня снизу вверх, затем что-то заскрипело наверху, проворачивался ржавый металл – и я все ниже, и ниже, и ниже… До тех пор, пока мое лицо не оказалось напротив ее. Я вдохнула запахи лаванды и лимонника, такие знакомые… Так пахла одежда Винсента, или он сам… уже не разберешь. А потом я вспомнила, где видела эту девушку. У нее даже прическа не изменилась, все те же косы, уложенные короной. Глаза серые. Ну прямо как на том портрете, который я нашла в сундучке в тайной комнате.
- Приве-ет, - протянула она, рассматривая меня с улыбкой.
Краем уха я услышала, как выругался Шезми. Но он был так далек от меня: сейчас весь мир заключался в этой красавице, в ее гладкой, фарфоровой и неживой коже. И понимание того, кто сейчас напротив меня, пришло как-то само по себе. Наверное, именно так, смиренно и мгновенно, принимает человек внезапную смерть.
- Отпусти нас, - прошептала я, глядя в бездонные омуты, наполненные серым светом.
В ее глазах метались тысячи сожранных душ.
- Зачем? – она покачала головой, и правда, как механическая кукла.
Похоже, тело ее было давно мертво и попросту занято…
- Я подарю тебе покой, - шепнула она мне в губы, снова обдавая запахами лаванды и лимонника, но теперь отчего-то они не казались приятными. Наоборот, к горлу подкатила тошнота.
И она медленно, очень медленно начала открывать рот. За пухлыми розовыми губами прятались сотни узких, похожих на иглы, зубов. Меня обдало кровавой горечью.
- Какая сладкая, - проговорила страшная кукла, - хочу.
Глаза закрылись сами собой. Она собиралась меня поцеловать, но уже было все равно. Боль ушла.
- Флавия!
Оклик ожег меня, словно хлыстом. Я… знала этот голос. Но от того, что знала, почему-то сделалось еще больнее и еще горше. Все это… было так неправильно, и вообще, не так должно было быть.
А волшебство внезапно пропало. Лицо девичье… будто взялось трещинами, и там, сквозь тонкие их ломаные прожилки, вдруг проглянула гниющая плоть, черная, смрадная.
- Флавия, - из арочного прохода вылился Винсент и быстрым шагом направился к нам.
На меня он глянул только раз и больше не смотрел. Все внимание – духу сонной немочи, спрятавшемуся в мертвом теле красивой девушки, которая… Всего лишь была сестрой Винсента, и всего лишь заблудилась в Долине, как об этом рассказывали.
- Ты забываешь наш договор. – мягко сказал Винсент, останавливаясь рядом с чудовищем, - каждая пятая жизнь принадлежит мне.
Миг, другой… Личико Флавии снова взялось фарфоровой коркой, трещины затянулись ,и снова передо мной было создание совершенное и прекрасное.
- Отчего же? – проворковала она, - я помню наш договор, братец. Но ты… Ты уже взял свои жизни. Помнишь? Тех, кого ты выбросил из Долины в прошлый раз?
Я, не отрываясь, смотрела на Винсента. Он… казался совершенно спокойным, сосредоточенным и собранным. Его ничуть не трогало то, что происходило. И – во имя Всех! – еще никогда он не был так красив, как в эти последние мгновения.
- После этого ты уже взяла еще троих, - сдержанно напомнил он, - я прошу этих двоих… наперед. Я ведь… по-прежнему с тобой, дорогая моя.
И тут он впервые глянул мне прямо в глаза. Совершенно нечитаемый, отстраненный взгляд. А потом… резко шагнул вперед, положил пальцы на шею и, нащупав цепочку, дернул. Кожу обожгло, цепочка порвалась, и, пока Флавия не опомнилась, он бросил на камни хрустальный шарик и наступил на него каблуком. Хрустнуло.
Флавия улыбнулась, не размыкая губ. Теперь она тоже не обращала внимания на меня, смотрела только на брата – задумчиво так… Повисло напряженное молчание. По спине тек ледяной пот.
- Я не согласна, - потерянным колокольчиком звякнул ее голосок, - я хочу… этих двоих. Ты знаешь, как я люблю сноходцев. Они особенно вкусные. Молчи, не перебивай… Но я готова поделиться с тобой, братец. Я знаю, как питает твою силу боль. И я готова позволить тебе их убить, а сама… ты знаешь, что мне нужно.