Князь Михаил Вишневецкий

В этот момент его жизни, Собесский, находившийся уже давно в разлуке со своей женой, жившей в Данциге, затем путешествовавшей и поселившейся во Франции, перестал быть рабом жадной и честолюбивой женщины, одолевшей его своими разными капризами и причудами. И в этот-то период своей жизни он с большой страстностью посвятил себя Речи Посполитой, отдавая на служение ей все свои силы, неутомимо занимаясь военными делами, и зорко наблюдая за войском, не давал ему возможности принимать участие в политических заговорах.

Продолжительная разлука с женою, к сожалению, близилась к концу, так как Мария Казимира, заболев и убедившись в том, что она во Франции не сможет занять почетного положения, предоставленного ей в Польше, решилась возвратиться в страну, покинуть которую она раньше уговаривала мужа.

Это время жизни Собесского было переполнено всевозможными затруднениями. Управление огромными поместьями, судебные тяжбы из-за них, хозяйство, громадные расходы и постоянный недостаток в деньгах, необходимость следовать за армией, семейные дела, натянутые отношения с родственниками — все это не давало ему ни днем, ни ночью отдыха. Множество людей искало его покровительства, так как от него зависело многое. К тому же Собесский был страстным охотником; он очень интересовался новыми книгами, любил по вечерам вести философские диспуты с духовными и учеными лицами, и к нему обращались многие с разнообразными просьбами. Ему редко удавалось долго пожить на одном месте из-за постоянных разъездов: то в имение, в лагерь, то в Львов, в Жолкев или Яворов.

Несмотря на проявлявшуюся склонность к полноте, которая чем дальше, тем более делалась ощутительной, гетман являлся олицетворением польских понятий о мужской красоте. Он был довольно высокого роста, представительной наружности, с благородными чертами лица, с черными, блестевшими огнем, полными жизни глазами; он принимал участие во всех рыцарских турнирах, не утомляясь мог десятки часов ездить верхом, стрелял в совершенстве, иногда целые дни проводил в засаде, подстерегая медведя и других диких верей; в салоне же он умел занимать избранное общество, ценившее светский лоск французского тона, оставаясь тем простым польским шляхтичем, который лучше всего чувствовал себя в своем простом кафтане.

Не удивительно, что Мария Казимира временами питала к нему отвращение; она не могла примириться с его образом жизни и убегала от человека, рывшегося в садовых грядках собственными руками, лично наблюдавшего за постройками и кроме всего этого попусту, по ее мнению, тратившего деньги. Влюбленный в нее Собесский с одной стороны казался ей недостаточно светским человеком, с другой стороны она была недовольна, что он не поддавался ее внушениям — видеть единственную цель жизни в обогащении и в удовлетворении ее ненасытного честолюбия.

Находясь в лагере возле Глинян, Собесский забывал обо всем, кроме приближающейся расправы с турками, силы которых измерялись сотнями тысяч, однако в то же время думал о свидании с Марысенькой, которая не особенно торопилась возвратиться к соскучившемуся по ней мужу.

Однажды рано утром Собесский получил известие о том, что король едет в армию.

Сердечный его друг, русский воевода, Станислав Яблоновский, рыцарская личность, подобная Собесскому, вошел в палатку в то время, когда гетман стоял у столика в задумчивости, держа в руках распечатанное письмо.

Собесский молча протянул письмо вошедшему Яблоновскому, который, пробежав его глазами, пожал только плечами от удивления, бросив бумагу на стол.

— Это фантазия больного человека, — произнес он равнодушно, и вряд ли он ее исполнит. Мне пишут из Варшавы, что король был, да и теперь он болен, и хотя он и не бодрится, но ни Браун, ни другие врачи не думают, чтобы он долго прожил. Его поездка сюда окончится тем, что он доедет до Уездова и возвратится обратно.

— К тому же, — со смехом добавил Собесский; — мне пишут, что королева, в вознаграждение за прежнее продолжительное равнодушие, хочет его сопровождать, чтобы ухаживать за больным мужем.

Они взглянули друг на друга.

— Запоздавшая нежность, в искренность которой трудно верить, — произнес русский воевода.

— Король, вероятно, на днях тронется в путь, — сказал гетман, — так как послал квартирмейстров вперед. Но мы не можем взять его с собою в поход на Каменец или Хотин; он был бы нам в тягость, мешая нашим действиям. Присутствие короля, не стоявшего никогда во главе войска, отнюдь не поднимет дух и пыл солдата, и фантазия этого неопытного человека, пожелавшего разыграть роль верховного вождя, может помешать нам свободно действовать. Я предпочитаю быть самостоятельным и руководиться в своих поступках требованиями обстоятельств, а не подчиняться распоряжениям неспособного короля.

— Так-то так, — возразил русский воевода, — но из всех полученных мною известий я заключаю, что это закончится одной неудачной попыткой. Несчастный и неспособный быть действительно полезным, король хочет по крайней мере, чтобы видели его желание пожертвовать собой, и за это нельзя его упрекать.