– Увы, мне! – воскликнул я на манер местных трагиков. – Жизнь кончена. Пойду домой и выпью стрихнину. Или лучше мышьяку? Как считаете, Елена Васильевна? Какой яд предпочесть?
– Я тебе выпью!
Штора колыхнулась, выпустив маленький, разъяренный вихрь. Он подлетел ко мне и замер, уперев руки в бока.
– Ты чего это надумал, а?!
– Оленька! Любимая! – сунув Лене портфель, я подхватил невесту под коленки и закружил по комнате. – Как я по тебе скучал!
– Пусти, развратник! – маленькие кулачки забарабанили по моей спине. – Что ты себе позволяешь?!
– Выражаю чувства, – сообщил я, ставя Ольгу на пол. – Искренние и чистые.
– Как у тебя язык поворачивается?! – сказала она возмущенно. – Чистые они у него! А в Париже что вытворял?
– Лена! – повернулся я к фрейлине. – Дай портфель!
Взяв переданный мне предмет, я достал из него листок и протянул Ольге.
– Читай!
Она пробежала текст глазами и недоверчиво посмотрела на меня.
– Чем ты посольству насолил?
– Пообещал атташе Барятинского на фронт отправить. Этот хлыщ вместо того, чтобы делом заниматься, в карты играл. Нас подвел. Послу я отказал в приеме в мою честь, вот они и озлобились. Ничего, государыня разберется.
– Это правда? – Ольга смотрела мне в глаза.
– Вот те крест! – я размашисто перекрестился и сказал жалобно: – Мне горько видеть, что женщина, которую я люблю, поверила клевете. Я можно сказать ночами не спал, тоскуя о ней. Глаз не смыкал… – я чуть было не всхлипнул, но вовремя удержался – будет перебор. – Подарок ей выбирал. Вот!
Я вытащил из портфеля пеньюар и поднял его за плечики, демонстрируя.
– Последний писк парижской моды. Но если я пошлый человек, то пусть Лена носит.
Я набросил пеньюар на плечи ошарашенной Адлерберг.
– Это с чего ты даришь такие интимные вещи моей фрейлине? – возмутилась любимая.
– Она не чужой мне человек. Друг, товарищ и… – чуть было не сказал «брат», но спохватился и закончил: – Сестра. Ей можно.
– Я бы тоже не отказалась, – поспешила Ольга, пожирая взглядом пеньюар. – Красивый.
– Нет! – решительно сказал я. – Лене, так Лене!
Глаза у Ольги стали набухать влагой. Пора кончать этот балаган.
– Ладно, – поспешил я. – До меня дошел слух, что некто не может подобрать камень к свадебной диадеме. Этот подойдет?
Я достал из кармана коробочку и протянул его Ольге. Она схватила и мигом выцарапала из нее бриллиант.
– Боже, какая прелесть! – взвизгнула, разглядела. – Лена, видишь?
Фрейлина в пеньюаре, наброшенном на плечи, подлетела, и дамы, вырывая камень из пальчиков друг друга, стали вертеть бриллиант, сопровождая это действо восклицаниями: «Какой он огромный!», «А цвет-то, цвет!», «Розовый!», «Да такого в Москве ни у кого нет, это я тебе точно скажу!», «Все обзавидуются». Обо мне забыли, но я не огорчился. Стоял и смотрел на это действо с улыбкой. Как дети, честное слово! И как легко сделать их счастливыми! Подари игрушку, и они забудут про обиду – мнимую или реальную.
– Откуда он у тебя? – спросила Ольга, когда восторги улеглись, и она вспомнила о дарителе.
– Купил.
– За какие деньги? Ты знаешь, сколько он стоит?
– На суточных экономил, даже супу не ел. Пожую с утра хлебушка – и сыт.
Лена фыркнула.
– Это ж какие у тебя суточные были? – не поверила любимая. – На такие деньги Кремль можно содержать. Не ври мне! Отвечай! Немедля! – она топнула ножкой.
– В Париже я оказал важную услугу одному человеку. Он отблагодарил.
– Мама знает?
– Она и присоветовала этот камень для диадемы.
– Тогда пусть! – кивнула Ольга. – А теперь скажи, что за песни ты в Париже пел? На французском?
– Вы, вроде не говорите на этом языке, – поддержала Лена.
– Зато пою. Хотите послушать?
Дамы дружно закивали. Я подошел к пианино, откинул крышку и устроился на круглом табурете.
– Tombe la neige.
Tu ne viendras pas ce soir…
Окончание песни слушательницы встретили аплодисментами.
– Еще! – потребовала Ольга.
– Et si tu n'existais pas…
На середине песни Ольга встала, подошла ко мне, обняла за шею и прижалась щекой к щеке. Так и стояла, пока я не закончил.
– Пойду я, Ольга Александровна, – сказала Лена. – Пора.
Скосив взгляд, я увидел, что она подмигивает.
– Пеньюар не забудь! – сказала Ольга, не размыкая объятий.
– Это ваш подарок, – не согласилась фрейлина. – Валериан Витольдович пошутил.
– Князья с таким не шутят, – возразила любимая и чмокнула меня в висок. – К тому же он прав. Ты нам друг, товарищ и сестра. Забирай!
– Спокойной ночи! – улыбнулась Лена и вышла из комнаты, не сняв пеньюара. Видно, очень понравился. Надеюсь, в коридоре снимет. Не то представляю, какими будут лица у гвардейцев на входе…
– Она убеждала, что ты не мог мне изменить, и оказалась права, – сказала Ольга и спросила, разомкнув объятия: – Это песни из твоего мира? Я кивнул.
– Почему раньше не пел? Для каких-то французов старался, а невесте пожалел?
– Там на кону миллион противогазов стоял. Ради них я бы на уши встал.
– Еще встанешь, – пообещала Ольга. – Если в измене уличу. Идем! – она взяла меня за руку. – Я скучала по тебе, очень, очень! Сейчас покажу, как.
И показала…