Князь Мещерский

Барятинский взял газету, поклонился и вышел. А посол удовлетворенно улыбнулся и откинулся на спинку кресла. «Вот так! – подумал довольно. – Одним выстрелом – двух зайцев. Во-первых, старый Барятинский оценит мои усилия по спасению его непутевого отпрыска от фронта. Во-вторых, окоротим этого выскочку Мещерского, который позволяет себе унижать природного князя на публике. А то он как-то резко задружился с Игнатьевым. Привез ему генеральские погоны и орден, помогает заключать контракты. Если так далее пойдет, граф обгонит меня в чинах и наградах. Нет, уж! – посол сжал пальцы в кулак и грохнул им по столу. – Жаловаться на меня вздумал? Письма военному министру слать? Не выйдет!»

* * *

Французы поменяли программу: попросили начать с операций, а лекции перенести на последующие дни. Об этом мне сообщил Шарль, прибывший в отель ни свет, ни заря. Я даже позавтракать не успел. Вот за утренним кофе с круассаном он и вывалил новость.

– Не обижайся, Валериан, – развел руками француз, – но коллеги хотят видеть тебя в деле. Многие не верят тому, что ты автор новых методик. Их смущает твой возраст, княжеский титул и положение жениха принцессы, – он обмакнул круассан в кофе и откусил пропитанную напитком часть. – Считают, что слава дутая, а статьи в медицинских журналах под твоим именем писали другие.

– Ладно, – кивнул я. – Хотят убедиться – пусть смотрят. С чего начнем?

– С простаты! – оживился он. – Она интересует более всего – уж больно революционный метод. Тебе представят на выбор несколько больных, а дальше сам решай, кого из них оперировать.

– Мне будут ассистировать Бухвостов и Никитина.

– А я? – обиделся Шарль.

– Ты тоже. Но у них есть опыт таких операций, а у тебя нет. Поэтому будешь смотреть и запоминать.

А то еще влезешь не туда… Перед французами опозориться нельзя. Семен Акимович и Клавдия Николаевна к изменению планов отнеслись философски – люди опытные, не такое видали. Плакаты о переливании крови отложили в сторону, из кофров извлекли нужное оборудование, погрузились в такси и поехали в госпиталь Парижского университета, он же Сорбонна. Там нас ждали: в небольшой аудитории собралось с десяток местных врачей. Все немолодые, важные, полные достоинства и собственной значимости. Я ловил на себе их снисходительные взгляды. Ладно, цыплят по осени считают…

– Не будем зря тратить время, месье! – сказал я после взаимных приветствий. – Хочу видеть пациентов.

Для меня подготовили троих. Немолодых – от сорока восьми до шестидесяти лет, что не удивительно – аденома дает себя знать на склоне лет. Все трое – рабочие из предместья Парижа. Выбор ясен: нашли тех, кого не жалко. Я обследовал и опросил пациентов. В этом мне помогал Бухвостов – по-французски Семен Акимович говорил отлично.

– Итак, месье, – сказал я, после того, как обследование завершилось, и последний пациент вышел из аудитории. – Первым кандидатом на операцию я выбираю Антуана Тома.

– Почему именно его? – спросил важный дяденька с бакенбардами, назвавшийся доктором Леру. – А, скажем, не Мореля?

– Его оперировать бесполезно: рак в терминальной стадии.

– Вы уверены?

– Об этом свидетельствуют данные анамнеза. При ректальном обследовании у пациента обнаружены многочисленные узлы в простате. Его мучат боли в крестце и в правом подреберье. Он сильно исхудал. Все это говорит о том, что опухоль в простате дала метастазы в позвоночник и печень – это типично для этого вида рака.

Французы удивленно закрутили головами и стали переглядываться.

– В клинике есть рентген? – спросил я.

– Да, мсье! – подтвердил высокий, худощавый француз в белом халате.

– Главный врач клиники, доктор Бернар, – напомнил мне Шарль шепотом.

– Обследуйте Мореля на рентгенологической установке, мсье Бернар, – предложил я. – На такой стадии метастазы должны быть видны.

– Я ненадолго оставлю вас, господа, – сказал Бернар и вышел. Я же воспользовался предоставленной паузой для рассказа о предстоящей операции. Бухвостов, умница, привез не только необходимое оборудование, но и несколько плакатов с рисунками. Вывешивая их поочередно на кафедре, я подробно рассказал о методике. Слушали внимательно. По лицам врачей было видно, что для них это откровение. Я заканчивал лекцию, когда в аудиторию вошел Бернар. Все дружно посмотрели на него.

– Коллега из России прав: у Мореля рак, причем, в последней стадии, – сообщил главный врач.

По аудитории пробежал шумок.

– Откровенно говоря, я поражен, – продолжил Бернар, повысив голос. – Поставить безошибочный диагноз после короткого обследования и опроса… У нас с этим были затруднения. Мсье Месчерски, – он произнес мою фамилию с ударением на последнем слоге, – выражаю вам свое восхищение.

А что вы думали? Опыт не пропьешь… Я кивнул.

– Надеюсь, вы позволите нам присутствовать на операции? – спросил Бернар.

– Если будете вести себя тихо и не пытаться отобрать у меня ланцет, – улыбнулся я.