Князь Мещерский

Квартира военного агента располагалась в красивом доме на Елисейских полях. Мы миновали строгого консьержа за застекленной перегородкой и поднялись на второй этаж. Жандармы остались в прихожей, а полковник повел меня в кабинет. И первое, что бросилось мне в глаза – листы бумаги на стенах. Их покрывали какие-то графики.

– Вот, – указал на них Игнатьев, – отслеживаю поставку в Россию вооружений. Здесь у меня – пушки, здесь – снаряды, там – патроны к винтовкам и гранаты. Для каждой позиции – свой график.

– Трудно приходится? – спросил я.

– Сейчас нет, – сказал граф. – Потихоньку наладил, а вот по первому времени… К началу войны на складах русской армии винтовок находилось в количестве, необходимом для вооружения призванных из запаса – и только. Патронов – по тысяче на ружье. Этого сочли достаточным. Запаса орудий практически не имелось, снарядов накопили по десять боекомплектов на ствол. А ведь могли больше произвести! Казенные оружейные заводы стояли без заказов, мастеровых увольняли[43]. Начало войны показало просчет военного министерства – оружие и боеприпасы начали катастрофически убывать. Мы ведь отступали, враг захватывал наши земли, а вместе с ними – и оставленное на местах сражений оружие. Я получил приказ восполнить потери любой ценой. Пришлось соглашаться на невыгодные предложения. Так закупили во французском арсенале полмиллиона винтовок Лебеля, причем, не новых, а устаревшей конструкции. Патроны к ним оказались дрянного качества – осечки случались по одной на десяток. Но брали – куда деваться? Французы к войне не готовились, запасов, как и мы, не накопили. Оружейные заводы у них имелись, но с ограниченными мощностями, не готовыми поглотить наши заказы. Помогло, что нашлись предприимчивые люди вроде Ситроена.

– Кого? – встрепенулся я.

– Инженера Андре Ситроена. Он пришел ко мне предложил за четыре месяца организовать производство шрапнельных снарядов – в них в ту пору огромная нужда имелась. Я, признаться, не поверил: ко мне много жуликов ходило. Заявляется такой и говорит, что у него в порту стоит пароход, груженный винтовками для Аргентины или, скажем, Парагвая. Что он готов уступить эти винтовки России по той же цене, если переведем на его счет в банке нужную сумму в течение двух дней. Начинаем проверять, и выясняется, что нет ни парохода, ни винтовок.[44] Так вот о Ситроене. Принес он тщательно разработанный план, показал мне пустырь, где планировал построить завод, рассказал, какие станки купит в Америке. Взамен попросил аванс в двадцать процентов от стоимости заказа. Я колебался, но решил рискнуть. И что вы думаете? Ровно через четыре месяца завод стоял на указанном месте и приступил к производству снарядов.[45] В скором времени наши потребности в них закрыли. Теперь сами производим, только трубки для снарядов из Франции везем. С теми тоже поначалу беда была. Сложное производство, специалистов не хватало – работа очень тонкая. И знаете, как Ситроен эту проблему решил? Выписал из Швейцарии пять сотен часовщиков и приставил их делу[46].

– Почем снаряды покупаем?

– Дешевле, чем своей выделки. Тридцать франков за шрапнель.

То есть десять рублей. Ничего в мире не меняется. Во времена моей курсантской юности говорили: «Танк выстрелил – хромовые сапоги полетели!» За десять рублей хорошие сапоги можно справить. Дорогое дело война…

Игнатьев еще долго говорил, я слушал, кивая в нужных местах. Сам же думал о другом. Вот есть же люди! Граф, аристократ, но никакого чванства и сибаритства, как у других. Пашет, как вол, не требуя награды. До болезненности честен: ни копейки казенных денег к рукам не прилипло. Более того, добился, что французы поставляют нам вооружение по ценам, как для своей армии, хотя имел полномочия поднять их на тридцать процентов. Это ж какие возможности для откатов! Миллионером мог стать, однако не пошел по скользкой дорожке. Таких бы людей – да в Россию моего времени!

– Теперь многое выделываем сами, – завершил рассказ Игнатьев. – Винтовок более не заказываем, как и пушек малых калибров – только крупных. Заказы на снаряды сокращаются, на патроны и вовсе последние подписал. Так что в скором времени останусь без работы, – он улыбнулся.

– Благодарю, Алексей Алексеевич! – сказал я. – Признаться, впечатлен. Да что я? Государыня знает о ваших трудах и высоко их ценит. На меня возложена приятная миссия. Указом ее императорского величества вы произведены в генеральский чин[47]. Кроме того, удостоены ордена Святого Владимира третьей степени. Извольте принять, – я протянул Игнатьеву папку, которую до этого держал в руках. Тот потрясенно взял ее. Я полез в карман шаровар, достал из него коробочку красного бархата, из нагрудного – пару погон. – Это знаки ордена и генеральского достоинства, – я положил все на папку. – Извините, что награждаю в приватной обстановке. Хотел сделать это в посольстве, но вы с ними не дружите, да и конфуз случился.

– Благодарю, – сказал Игнатьев и, спохватившись, вытянулся: – Служу престолу и Отечеству!