Князь Мещерский

По случаю вступлений русских войск на польские земли государыня издала манифест. В нем высочайше объявлялось, что Россия не ставит своей целью захват Польши и присоединение ее к империи целиком или частично. После окончательного и полного разгрома Германии русские войска уйдут с польских земель, предоставив это государство собственной судьбе. Русским солдатам и офицерам, сообщал манифест, под страхом сурового наказания запрещено чинить притеснения и обиды польскому населению. Ежели таковое случится, пострадавшим следует обратиться с жалобой к военному коменданту поселения, и тот примет меры. За продовольствие и иные материалы, которые понадобятся русской армии на территории Польши, она будет платить по честным и справедливым ценам в той валюте, какую пожелает продавец, а при ее отсутствии – золотом и серебром. Для таких нужд полковым кассам выделены соответствующие средства. Государыня призывала население Польши с пониманием отнестись к сложившейся ситуации и активно сотрудничать с временным военным руководством России на своих землях. В случае успешного взаимодействия военные коменданты будут передавать властные полномочия представителям местного населения. А вот те, кто станет препятствовать русской армии в ее справедливом желании разгромить агрессора, наносить ей вред или оказывать сопротивление с оружием в руках, будут предаваться суду и понесут наказание в соответствие с законами военного времени.

Манифесты на польском языке отпечатали заранее, и при вступлении русских войск в города и села клеили на видных местах. Позаботились, уважаю. Обо всем этом я узнавал из прессы. Фронтовые репортеры сопровождали русские войска, а поскольку высокий темп наступления позволял сохранить исправными телеграфные линии, их репортажи приходили в Москву оперативно и немедленно появлялись на страницах газет. Те расхватывали как горячие пирожки. Из-за этого ряд изданий делал по два-три выпуска в день. Отличился в этом смысле «Голос Москвы». На фронт он отправил целую бригаду репортеров, в том числе известного в моем времени Гиляровского. Владимир Алексеевич, несмотря на возраст (ему шел 61-й год), решил тряхнуть стариной и отбыл на фронт, где находился в первых цепях русской армии. Он так привык и по другому не умел. В захваченные города журналист врывался с передовыми частями и первым делом искал телеграф. Командир седьмой дивизии, в порядках которой передвигался Гиляровский и сопровождавший его фотограф, сообразил, какая удача ему выпала, и создал знаменитости все условия для работы. Выделил персональную бричку с кучером, а также умелого телеграфиста из вольноопределяющихся. Во взятом дивизией городе этот экипаж мчался к телеграфу, где вольноопределяющийся садился за аппарат, а Гиляровский диктовал ему очередной репортаж. Кириллицы в трофейной технике, ясное дело, не имелось, поэтому телеграммы уходили в Москву на латинице. Как с этим разбирались редакторы «Голоса Москвы», не знаю, но репортажи Гиляровского появлялись на страницах газеты чуть ли не ежедневно, причем, с иллюстрациями! Репортер и об этом позаботился. Фотографии самолетом везли в Гродно, оттуда курьерским поездом доставляли в Москву. Мне запомнился очерк Гиляровского о солдате-новобранце Прове Курицыне. При прорыве немецкой обороны тот преодолел облако хлора, первым ворвался в траншею врага и захватил пулемет, заколов при этом шестерых германцев. Со снимка, сопровождавшего репортаж, напряженно смотрел в камеру молоденький солдатик с простым, «рязанским» лицом. Его гимнастерку украшал орден Славы, погоны – лычки ефрейтора. Награду и повышение в чине солдат получил за свой подвиг, хотя это слово мало вязалось с его простоватой внешностью, незамысловатым именем и смешной фамилией. Меня это не удивило – на войне не редкость. Записные красавцы-богатыри празднуют труса, а такие вот Провы спокойно делают то, чему их обучили. Тем и сильна Россия.