Князь мертвецов

— Придееется, ой, придеется! — протянули глумливо из темноты и на освещенный пятачок выскочил тощий мужик в драных портках и длинном, не по размеру, пиджаке. — Ты! Чумодан сюда давай, жидяра!

— Что? — Карпас медленно повернулся к пришельцу.

— Чумодан, говорю, отдал, быстро! — противно цыкнув с растяжечкой повторил тощий.

— Чемодан… — повторил Карпас. — Яков, разберись…

Старый портной лениво усмехнулся, вытягивая паро-беллум из кобуры… Грянул выстрел.

Яков заорал, паро-беллум выпал из его руки, шарахнулся об мостовую, и выстрелил. Сверкнула искра, пыхнул пар, а вылетевшая из ствола пуля дзенькнула у самого уха Карпаса. Вторая пуля чиркнула по плечу, вспарывая сюртук, Карпаса заорал, саквояж вывалился из разжавшихся пальцев…

Над ближайшей крышей медленно расползалось светлое облачко, которое бывает после выстрела из паро-ружья. Белый пар был отлично заметен на черном небе. Тощий в низком прыжке рванул к упавшему саквояжу, снося в сторону топчущегося у него на пути Гунькина. Петербуржец отлетел в сторону, и плюхнулся задом на мостовую:

— Что происходит? — скорее возмущенно, чем испуганно завопил он, но на него никто не обращал внимания.

Тощий рухнул на колени, разыскивая саквояж. Мгновение, и он задрал голову к крыше и пронзительно завопил:

— Нема чумада…

Закончить он не успел — ботинок Карпаса въехал ему в бок. Противника перевернуло на спину, как жука, приложив спиной о доски причала. И тут же на него сверху прыгнул рычащий от боли и ярости Карпас. Колено его врезалось противнику в низ живота, а кулак вошел в бок. Тощий захрипел, глаза его безумно выпучились, тело конвульсивно дернулось и тут же свернулось в комок. Из темного проулка ударил выстрел — не такой меткий, как с крыши, пуля чиркнула по булыжнику рядом с головой Карпаса.

Яков выстрелил в проулок, ориентируясь на мелькнувшую в той стороне струю пара. Оттуда донесся хриплый вскрик и шум падающего тела.

— Надо же! — Яков поглядел на зажатый в левой руке паро-беллум — простреленную правую он неловко прижимал к груди. — Не совсем выстарился еще, кой чего могу! — и тяжеловесно побежал в проулок.

Темнота вокруг наполнилась возгласами и топотом ног. Кто-то метался, орал, перекликались голоса, снова хлопнул выстрел, снова раздался вскрик — на сей раз азартный.

— И с чего они решили, что мы придем без охраны? — хрипло пробормотал Карпас и придерживая раненную руку, поднялся на колени. Встал на ноги… и саданул скорчившееся на земле тело ботинком в бок. Тело пронзительно взвизгнуло и захныкало.

Глава 32. Кто спер чемодан?

Из переулка, с трудом запихивая паро-беллум за ремень, прихромал Яков за шкирку волоча мелкого мужичонку неопределенно-потрепанной наружности. Мужичонка испуганно ругался и то и дело пытался упереться подошвами, как кот, которого за шкирку волокут тыкать носом в художества. Разъяренный Яков пнул его под зад, мужичонка замахал руками и ляпнулся рядом со скорчившимся на булыжниках подельником.

— Двое их там было, шлимазлов. Один утек, второй — вот. — проворчал Яков и зажав паро-беллум локтем раненной руки принялся здоровой неловко его перезаряжать.

На краю крыши, с которой недавно стреляли, возникла человеческая фигура. Человек выразительно помахал руками, давая понять, что там уже никого. Человеческий силуэт снова пропал, а через пару минут под фонарь выбежал секретарь Карпаса.

— Был один человек, ушел. — бросил он отрывисто.

— Это что ж выходит, Гунька гугнявый прав: никакого драккара и нету, на голый понт нас брали? — косясь на так и сидящего на мостовой Гунькина, пробормотал Яков.

— А вот сейчас и узнаем. — буркнул Карпас, кивком указывая своему секретарю на пленников.

Мягким плавным движением молодой мужчина скользнул к ним, на ходу вынимая паро-беллум из кобуры.

— Эй-эй, нехристи, вы шо затеяли? — скребя подошвами по мостовой, пойманный Яковом налетчик попытался отползти. — Нас убивать нельзя! Нас искать будут!

— В Черном море-то? — секретарь выразительно щелкнул курком и приставил ствол паро-беллума к голове пленника. Тот так и замер с раскрытым ртом и испуганно выпученными глазами. — Потому как я тебя в Днепр спущу и плыви — туркам жаловаться, как тебя злые нехристи обижают!

— Жиды клятые! — прижимающий руки к животу тощий сверкнул злым взглядом и по-крысиному оскалил зубы. — Вам это с рук не сойдет! У нас хозяин есть!