Митя на мгновение почувствовал острую жалость к виденному им один раз в жизни альву — уж он-то знал, каково это, когда каждый встречный напоминает, что несмотря на материнскую родню, ты — всего лишь плебей, выходец из низов. Как это портной сказал… сыскарёныш. И тут же разозлился: тонкие чувства полуальва его интересуют только и исключительно в свете хорошо сшитых новых сюртуков. И сорочек с альвийским шелком. Никакой иной общности между носатым портным и им, юным дворянином с княжеской родней, нет и быть не может!
— И тем не менее, я буду настаивать…
— Да настаивайте, паныч, мне-то что! Хоть на вишне, хоть на смородине… только настойки свои извольте там, по другую сторону дома делать. Где братец мой меньшой, Аароша, с сестрицей и племяшом обретаются. Их покойный папаня, Аарончика в Париж швейному делу учиться отправлял, Цильку — в Вену, оттуда оне и фасоны новые привезли, и обхождения, и вот, племянничка в подоле. А старший Яшка, я, то есть, дома оставался, с папаней в дело вошел: старьё ношенное стирал-отпаривал, подшивал-подпарывал. У меня и сейчас тут все попросту: на губернаторов с губернаторшами не шью, альвийским шелком не отделываю, кому надо — все туда! — он махнул в сторону другой половины дома. — А только альвийского шелка там нынче тоже нет! Была малость, да весь на платья для первого бала барышень Шабельских ушел.
— И ничего не осталось? — напряженно спросил Митя.
— Про то вы братца спрашивайте, а я до его дел касательства не имею. — припечатал старик, и аж прижмурился от удовольствия.
За дверью мастерской послышался перестук каблучков, и в мастерскую в вихре косичек и лент влетела девочка-ученица:
— Яков Исакыч, там вас Арон Исакыч кличут! Разом с его благородием Урусовым! — девочка наскоро сделала перед княжичем книксен. — Гости у них — дюже важные! Просют быть!
[1] Оживленный мертвец.
[2] Ребёнок, рожденный в результате запретной связи.
Глава 6. Тайны дома мод
Старый портной сдавленно крякнул, глядя на девчонку не по-доброму.
— Ой! — та в ответ потупилась, и принялась теребить край фартука, кидая то на старика, то на Митю испуганные взгляды.
— Гхым! — старик прочистил горло. — Ваше благородие, а может, коли уж вы тут, будет на то ваша ласка? Путь-то недолгий: два шага всего, до братца моего, Аароши, в кабинет… То-сё, чайку попьете, ну и с гостями переговорите. Гости важные, один так из самой столицы. А вы как-никак обещались.
— Я обещал, что выслушаю. Большего я не обещал! — настороженно напомнил Урусов. — И конечно же, не сейчас, когда у нас дело. — он обернулся к Мите.
— Так мы его уже того… сделали! — возрадовался старик. — С паныча полтора червонца, и ежели еще что порвут-покромсают, милости просим… — под частую скороговорку Исакыч наскоро завернул вещи в бумагу, одним стремительным движением перетянул шпагатом и сунул Мите в руки. — …в следующий раз. Дорогу ж найдете? Та шо я такое говорю, шоб самоглавнейшего сыскаря сынок, как дитё малое, дороги не нашел? Прям таки оскорбительные вещи говорю. Ну шо со старого дурака взять! Благодарствуем и до скоро свиданьица! — и он выставил руку ковшиком в ожидании денег.
— Исакыч, ну ты… — почти взвыл Урусов. — Митя, мы уйдем вместе!
— Не беспокойтесь, Петр Николаевич… — негромко протянул Митя, не отрывая взгляд от старика. Он поискал, куда положить пакет с вещами, потом столь же неторопливо достал бумажник и принялся неспешно вынимать купюры. Его спокойные, плавные движения явно бесили портного, а самому Мите давали возможность подумать.
Вежливость. И этикет. То, о чем не имеет представления старик из низов, но должен быть сведущ сын Кровной Княжны. Этикет — разящий меч, но он же и непробиваемый щит, альфа и омега общества, он позволяет сохранить хоть какие-то тайны, не допускает лишнего любопытства и тем делает жизнь в свете приемлемой. А потому, раз княжич Урусов пообещал неопрятному старику и его родичам некую встречу, этикет велит Мите Меркулову поблагодарить, раскланяться и уйти! Не поинтересовавшись ни характером встречи, ни гостями из столицы.
— Я отлично доберусь домой сам, я ведь и впрямь не барышня, чтоб меня требовалось провожать, и не ребенок.
Глаза старика вспыхнули торжеством, он даже с ноги на ногу переминался от нетерпения.
— Благодарю вас, любезнейший… — Митя еще порылся в кошельке — уже без всякой нужды, исключительно для удовольствия понаблюдать как изнывает старик. И наконец протянул деньги. — Вы были…
Любезны? Искусны в своем деле?
— Вы меня… впечатлили. Весьма благодарен за помощь. Петр Николаевич, еще увидимся.
— Митя, не сердитесь! — принужденно улыбнулся Урусов, раздраженно косясь на портного.
— Что вы, Петр Николаевич, я вам очень благодарен! Всего доброго! — Митя взмахнул шляпой и вышел за дверь.
Хлопок створки не помешал ему расслышать сердитый голос Урусова:
— Дурак ты, Исакыч!
Митя усмехнулся: княжич — милейший человек, но теперь еще почувствует себя виноватым, а от того станет вдвое милее. Митя быстро прошагал по коридору, взялся за ручку входной двери…