Князь Ярослав и его сыновья

Сменяя друг друга, мужики-ополченцы дотащили тяжелое тело воеводы до княжеского шатра на берегу. Смерды, сняв шапки и низко поклонившись Яруну, ушли, а Буслай остался. Сбыслав снял с отца шлем, бережно перебирал седые спутанные кудри.

– Железо с него сними, – тихо сказал Буслай. – Холодно в нем, поди.

Вдвоем они с трудом стащили броню с начинавшего коченеть тела. Сбыслав стал оправлять сбившуюся, залитую кровью одежду, наткнулся на свиток за пазухой, развернул.

– Что там? – спросил Буслай.

– Князя найди.

Буслай сразу же ушел, не спрашивая, зачем да почему. Не до того было: все в этот час говорили коротко, отрывисто, потому что в душах еще не улеглась битва. Еще воевала душа каждого, еще кипела и пенилась, и покойными были только мертвые.

Быстро подошел Невский. Опустился на одно колено, снял шлем.

– Дядька мой… – Поцеловал Яруна в лоб, поднялся. – В Псков отвезешь его. Там отпевать будем. Скажи Якову, Буслай, чтоб розвальни дал. Осиротила тебя судьба, Ярунович.

Сбыслав молча протянул Александру послание великого князя Ярослава.

2

Во всех соборах, церквах, а то и просто у братских могил на погостах отпевали погибших. И хоть великая была победа, хоть каждый и ощущал ее, скорбно было во Пскове и в Новгороде. Невский старался попасть на все последние поклоны, ел урывками, почти не спал, почернел и осунулся настолько, что борода торчала клином.

– Простит меня княгинюшка моя, что не простился я с нею.

Князь Андрей свалился в горячке, Гаврила Олексич тяжко страдал от ран, и Александра повсюду сопровождали Сбыслав и Яков Полочанин да иногда Буслай, которого заметно приблизил Невский, будто увидел в нем знакомые черты погибшего Миши Прушанина. А как засыпали последнюю братскую могилу, сказал:

– Принимай Мишину дружину, Буслай.

– Не потяну, Ярославич.

– Потянешь.

На следующий день Невский выехал в Новгород, оставив отцовскую дружину на Будимира во Пскове. Это удивило Сбыслава, но Александр лишь буркнул в ответ:

– Отсюда до литовцев ближе.

– Дружину потрепали сильно, Ярославич.

– Этим Будимир займется. А ты, боярин, отвезешь Андрея во Владимир, расскажешь отцу о побоище и выпросишь для меня его дружину.

Невский был хмур и озабочен. Внезапное известие о кончине жены, большие потери и огромное напряжение последних недель выбили его из привычной колеи. Он понимал, что орден потерял еще больше и тоже нуждается в мире, но велел Якову Полочанину разговаривать с его послами как победитель, твердо отстаивая свои условия. Успех следовало закрепить, и, буркнув Сбыславу о литовцах, князь сознательно выдал свой замысел. Впрямую не поддерживая ливонцев, Литва косвенно помогала им, захватывая соседние русские княжества, и гибель Брячислава Полоцкого, помноженная на смерть его дочери, камнем висели на совести Александра. Сбыслав сразу понял причину такого решения, потому что знал о смерти княгини Александры, но Яков не знал и заспорил, утверждая, что и сил мало, и людям отдохнуть надобно.

– Я сказал!.. – рявкнул Невский, и Литовский поход был решен.

– Трепал я литовцев многажды, – вздохнул великий князь Ярослав. – Воины они упорные, да и сил у них сейчас поболе, чем у Александра, но победы дух умножают. А такой, как победа ледовая, на много поколений хватит.

Этот разговор возник, когда князь Андрей уже настолько поправился, что начал принимать участие в беседах. А еще до этого, в первый же день приезда во Владимир, он рассказал отцу, кто его спас, хотя сам Сбыслав об этом не обмолвился ни словечком. И в первый же вечер, когда Андрей, поведав о подробностях спасения, еще метался в поту и жару, великий князь принес ларец, открыл его и торжественно надел на шею Сбыслава тяжелую княжескую цепь.

– Это цепь твоего отца, Сбыслав. Носи с честью.

А ночью молился и плакал счастливыми слезами, поражаясь Провидению Господню, которое восчувствовал в переплетениях судьбы, гордился отважными сыновьями и глубоко скорбел о Яруне.

– Бог дал, Бог взял. Все мы в руце Его.

Андрей выздоравливал медленно, и великий князь с молодым боярином каждый вечер засиживались допоздна. Сбыслав подробно рассказывал о Ледовом побоище, а князь Ярослав жадно расспрашивал, восторгался, горевал и умилялся. Он всегда был человеком открытым, порою непредсказуемо импульсивным, но с годами растерял дерзкое свое упрямство, стал мягче, добрее и сентиментальнее. Постепенно отходил от общерусских дел, перестал видеться с Негоем, а после взятия Невским Пскова окончательно замкнулся на собственном княжестве. Строил церкви и монастыри, не только упорно насаждая христианство, но и, пользуясь ханской милостью, ловко пряча в их имуществе собственные доходы от татарских баскаков. И совсем уж неожиданно для многих в тот жестокий век открыл первый приют для вдов, сирот и обесчещенных девиц.

– Дружину Александру надобно заново собирать, отец, – сказал Андрей, впервые оставшись на вечернюю беседу. – Он ее в лоб поставил, под удар самых отборных рыцарей.

– Подсоблю. – Великий князь долго смотрел на осунувшегося, повзрослевшего сына, улыбнулся вдруг: – В Переяславль не хочешь поехать? Отдохнешь, поправишься.