Он шел к Копорью, плотно окружив дружину дозорами («сторожами», как это тогда называлось), приказав хватать любого, кого бы дозоры эти ни встретили на своем пути. А вперед отправил Савку с десятком отроков, лично отобрав особых любителей охоты. Тайный этот бросок удался вполне: и дозоры вовремя похватали, кого следовало и кого не следовало, и Савка со своими отроками без шума снял стражу из вожан, которые переметнулись к ливонцам, служа не за страх. Троих из стражников Савка доставил живыми, Невский допросил каждого по отдельности, обещая жизнь за правду, и выяснил, что небольшой ливонский гарнизон недавно отстроенной крепостцы и ведать не ведает о его приближении. За ночь Невский обложил Копорье со всех сторон, сосредоточив ударные отряды против трех крепостных ворот.
– Что скажешь, Олексич? – весело спросил он ближайшего друга и советника.
– Дозволь на переговоры пойти, Ярославич, – степенно сказал Гаврила. – Кровушку лить понапрасну – великий грех.
– А если рыцари повесят тебя?
– Вот тогда ты за меня и рассчитаешься.
На рассвете Гаврила Олексич без оружия подъехал к центральным воротам. Его сопровождал трубач с пикой, на острие которой болтался белый лоскут. После первого же трубного рева ворота приоткрылись ровно настолько, чтобы пропустить парламентера с трубачом, и закрылись, как только они въехали в крепость.
– Отметь тень, Савка, – сказал Невский. – Как только на шаг отползает, атакуем одновременно. Приказ передашь командирам лично. Заодно проверь, готовы ли у них тараны.
Савка отметил тень и напрямую, не щадя коня, помчался к изготовленным для штурма отрядам. По нему постреляли лучники со стен, но как-то и негусто, и нехотя. Савка передал приказ, лично убедился, что в середине каждого отряда припасено по доброму бревну на ремнях, которые должны были доставить к воротам три пары особо крепких дружинников, и вернулся к Невскому. Но доложить не успел, потому что крепостные ворота приоткрылись и из них целыми и невредимыми выехали Гаврила Олексич с трубачом.
– Отпустили, – вздохнул князь и перекрестился.
– Не поверили, – усмехнулся Гаврила, подъехав. – Не мог-де большой отряд подойти незаметно, а от малого мы-де всегда отобьемся. Подумалось мне, Ярославич, что так оно даже лучше, и переубеждать их я не стал. Рыцарей там человек тридцать, а чуди да вожан раза в три поболе.
– Трубы!.. – во всю мощь голоса выкрикнул Александр, выхватив меч из ножен. – Покажем, что не шутки играть пришли!..
Взревели трубы, и все три отряда одновременно помчались к крепостным воротам. Подскакав к ним, передовые расступились перед теми, кто за их спинами вез на ремнях тараны, и тяжелые бревна начали ритмично и гулко бить в створы ворот.
Первыми рухнули центральные ворота, и первым в крепость ворвался Невский. Впрочем, схватка была короткой: и ворвавшиеся вослед за князем всадники оказались в более выгодном для боя положении, поскольку рыцари так и не успели сесть на коней, а ритмичные удары таранов и оглушительный рев боевых труб мало способствовали упорству кнехтов из чуди и вожан. Чудины бросились сами открывать ворота нападающим, вожане попытались было разбежаться, но дружина быстро сбила их в кучу.
– Рыцарей милую за разумность, – сказал Александр. – Чудь – за помощь, хоть и запоздалую, но не всех. И вожан не всех. Сами вытолкайте тех, кто уговаривал вас ливонцам служить, а Новгород предать. Помедлите – каждого десятого на частоколе вздерну.
Ни вожане, ни чудины медлить не стали, буквально выбросив из толпы наиболее ретивых сторонников немцев. Было их десятка два, и все они тотчас же стали на колени.
– Изменникам – смерть, – сурово сказал Невский. – Рыцарей я Новгороду покажу, чтоб знали, что не так страшен черт, как его малюют. А вас, кнехты, милую. Расскажите, что увидели, всем в своих селениях. Повесить изменников на частоколе. Немедля!
– Князь Александр, дозволь нам самим справедливый твой приговор исполнить и тем грех с души снять. – Из толпы помилованных кнехтов шагнул рослый, заросший светлой до белизны бородой чудин.
– А у тебя, видать, совесть не всю еще купили, – усмехнулся князь. – Разумные слова. Действуй.
Под руководством рослого чудина кнехты быстро развесили изменников по всему частоколу. Дружинники тем временем запрягли в найденные телеги рыцарских коней и погрузили в них все отбитое оружие.
– Добро поработал, – сказал рослому чудину Невский.
– Дозволь слово молвить, князь. От сердца слово, поверь.
– Говори.
– Дозволь послужить тебе не за страх, не за честь, а по совести. Изгои мы бессемейные и безземельные, но битвы не страшимся.
– И много ли вас таких?
– За полсотни я тебе ручаюсь.
– Как зовут?
– Урхо. Богатырь, по-нашему.
– Хорошее имя, – улыбнулся Александр. – Богатырей ценю. И верю им. Я с дружиной и пленными рыцарями вперед уйду, времени у меня мало. А ты, Урхо, спалишь крепость дотла, а телеги с оружием доставишь мне в Новгород вместе с теми, за кого поручился.