Князь Двинский

Торговый порт, о котором я мечтал и заставил Фиораванти проектировать на следующий же день после своего первого прибытия, из чертежей воплотился в реальность. Причалы, складские строения, черт побери, даже ремонтные доки! Почти все срублено из дерева, кое-что еще в процессе, но это уже настоящий порт! А это что там дальше? Верфь… Етить…

Сам поселок увеличился раза в три, если не больше. Лес вокруг вырубили, почитай, на полторы версты, а вместо него везде стояли свежесрубленные избы, а поодаль – поля. А поля и избы – это люди! Получается, потянулся народец! Или получилось его согнать. А народ – это сила!

И не в силах сдержаться, опять высказался вслух:

– Сила, Карл, сила!

– Ваше сиятельство?.. – рулевой Карл Вагнер по прозвищу Сын Своего Отца, не отрывая рук от штурвала, озадаченно покосился на меня.

Я не глядя отмахнулся от него. Эмоции просто зашкаливали. Хотелось выжрать из горла́ бутыль чего-нить ядреного, а потом прыгать и танцевать. Черт, никогда не думал, что буду так радоваться! Хотя чего уж тут, приятно, когда сказка по твоему желанию становится былью. Признаюсь, не ожидал… Да, оставил здесь своих людей; да, выделил кучу средств; да, заручился гигантской поддержкой как светских властей, так и церкви, но таких темпов не ожидал.

Хотя в гузно эмоции. Уже вижу, что накосячили: избы понатыкали как боженька послал… И мало! Должно быть больше! Всего больше! Почему лишь четыре пушки? Где оборонительные сооружения? Где, я спрашиваю? Острог разорили, а вместо него ничего нет. Где в порту бастионы и стены? Как от супостата обороняться, ежели придется? А если бы я не разобрался с ганзейцами по пути? Все работа коту под хвост? Тем более что Ганза пытается столкнуть датчан с русами. И, скорее всего, у нее это получится. А мы как раз на границе с норвегами, читай, датчанами.

Драть! Всех драть за нерадивость! Едва без присмотра оставишь, как все испакостят, уроды!

В общем, к тому времени, как мы стали подходить к причалу, ликования поубавилось, а злости, наоборот, прибавилось.

Но, углядев во главе встречающих Александру, сразу же отмяк.

Сашка…

Признаюсь, поначалу я к ней не испытывал ровно никаких чувств. Какие, в гузно, чувства, когда брак насквозь по расчету. А бешеный норов супруги меня просто бесил. Даже поколотил разок, было дело. Ишь, удумала – в законного супруга сапогами швыряться… Но потом, со временем, взяла за душу: своей нежностью, верой в мужа и неимоверной преданностью. И даже строптивость ее вдруг стала смешной и родной. А в постели… ух, как только подумаю, шоссы грозят порваться.

А еще Александра неожиданно спокойно восприняла Забаву. И ее беременность от меня – тоже. При таком-то норове ожидал взбрыков, истерик, но ничего подобного не последовало. А когда специально вызвал на разговор по этому поводу, выяснилось, что Сашка не менее расчетлива и умна, чем строптива. Но об этом чуть позже.

В приказном порядке хотел оставить ее в Москве, ну куда беременной переться в ипеня, ан нет, нашла коса на камень. Объявила голодовку, выла как белуга целую седмицу и все-таки добилась своего. Мол, а кто за вотчиной в твое отсутствие будет смотреть? Буду там мужа ждать, и точка.

Пришлось согласиться и оставить при ней Августа для присмотра.

Ух ты… а рядом гренадерского вида девица сверток держит! Никак Ваньку моего? Или девочка? Господи, пусть будет Иван!

Так… а где Забава?

Настоятель Николо-Корельского монастыря отец Зосима, новые государевы приказчики, верней мои управляющие, Фен, Август, мастер Фиораванти, еще мастера и умельцы, коих оставил за делом блюсти, еще какой-то люд…

Так вот же она… Позади и чуть в стороне от всех стоит… А чего в темном, как монашка? И в глухом плате. Не понял… ну хоть при дитяти…

Усилием воли выгнав дурные предчувствия из головы, приказал швартоваться.

Едва упал трап, сбежал на причал.

Бледная как смерть Александра, вся такая объемистая из-за множества одежек и наброшенного сверху парчового летника, в шитой жемчугами высокой сороке на гладко зачесанных волосах, качнулась, словно вот-вот потеряет сознание, но потом выправилась, шагнула вперед и поясно мне поклонилась.

Затем взяла из рук Ростислава Яжука, моего управляющего, поднос с высоким караваем и поднесла мне.

Я неспешно отломил кусочек хлеба, макнул его в солонку и медленно сжевал.

А уже потом, едва не обезумев от желания стиснуть Александру в объятиях, троекратно, целомудренно расцеловал ее в щеки.

После чего, с трудом оторвавшись от жены, поклонился всем встречающим.

Усеивающий все прибрежные холмы народ взорвался возбужденным довольным гулом.

Но я уже ничего не слышал и не видел, потому что Сашка взяла у дородной мамки большой сверток, обернутый поверх куском золотой парчи, и с поклоном вручила мне.

Принял, откинул подрагивающей рукой кружевное покрывальце и уставился на пухлое розовое личико мирно спящего младенца.

В голове пронеслась лихорадочная мысль: «Кто? Ну кто же, сразу и не разберешь. Пацан, девка? Какое-то дитя слишком уж пригожее… Етить… девка, что ли? Или?..»

Не отрывая глаз от ребенка, прошипел:

– Кто?..