Князь Двинский

Я облегченно вздохнул. Закованного в сталь всадника пехотинцу достаточно трудно поразить, поэтому, как правило, стараются попасть в коня. Вот и этот бой не стал исключением, даже лошадиный доспех из стеганной плотной ткани, на кольчужном подкладе, не уберег Буяна от повреждений; после боя я нашел на жеребце два неглубоких прокола на груди и порез на ляжке задней ноги. А лошадь, как бы странно это не звучало, гораздо слабей на рану чем человек – любое ранение, даже пустяковое, может поставить крест на ее боевой карьере. Но, к счастью, на этот раз должно обойтись, Август не только прекрасный лекарь, но еще искусный коновал. Правда, как для этого времени. Но буду надеяться на лучшее.

Невольно вспомнилось, как в битве при Нанси мне пришлось пристрелить своего первого боевого коня – Роланда. Того самого, которого я первым делом увидел, открыв глаза сразу после переноса в Средневековье. Боль была такая, как будто я сам себе отрезал руку.

– Охо-хо!!! – радостно хохоча, мимо меня на олене промчался Шарль. Вслед за ним, азартно понукая рогатого пронесся Александр. Лопари после битвы пригнали стадо олешков для перевозки раненых и мои оболтусы, тут же воспользовались возможностью освоить неведомую для европейцев верховую животину.

Хотел наорать на оруженосцев, но усилием воли сдержал себя. Пусть развлекаются, пацаны ведь еще. А вот мне особо не до развлечений, настроение такое мерзкое, что сам себе противен.

Битву мы выиграли, но без смертей все равно не обошлось.

Лопари отделались совсем легко – у них погиб всего один человек – шаман, которому пришпилило арбалетным болтом оленью маску с рогами к его собственной голове. Еще нескольких легко ранило.

У людей Детины почти та же самая картина – один погиб, раненых трое, но двое из них серьезные, вряд ли доживут до утра. Тоже попали под выстрелы из арбалетов – болты пробили кольчуги вместе с телами, как игла лист бумаги.

Среди моих дружинников и ратников Ярославского обошлось без смертей и тяжелых ранений – свое слово сказали боевой опыт и выучка, а вот копейщики Хансенса… С ними все гораздо хуже: пятнадцать человек убитых, шесть умерли от ран сразу после боя и еще шестеро очень тяжелых, практически без шансов выжить. Несколько ратников под большим вопросом. О легко раненых не говорю – их больше половины.

Правда ганзейцев мы вырезали практически всех. Из шести сотен наемников уцелела едва ли десятая часть. Несколько человек ушли в лес, но всех их там выловили лопари. После того как раненых добили, в плену оказалось всего семьдесят человек. Вон, сидят спутанные сыромятными стяжками, ждут своей судьбы.

Но мне от этого ненамного легче, потому что все эти, пускай даже мизерные, по соотношению с ганзейцами, потери, все равно ложатся тяжким грузом на сердце. Именно я повел ратников в бой, мне они доверили свои жизни, но уберечь их я так и не смог.

Хотя, все это лишняя хрень, которую надо гнать из головы. Любое сражение, пусть даже победное – это прежде всего торжество костлявой старухи с косой. Так было и так будет всегда. И никто не в силах этого изменить.

Я взглянул на начинающее темнеть небо, поручил Буяна ратникам и пошел к своим. Битва закончилась уже к вечеру, пока собрали своих мертвых и трофеи, начало уже смеркаться. Поэтому решил дать отдохнуть людям, а домой отправляться только поутру. Но приказал перебазироваться на полверсты в сторону, чтобы не мешать зверью пировать.

Неожиданно, со стороны импровизированного лазарета донесся сильный шум.

– Ишь что удумал, поганый латинянин… – заглушая стоны раненых, гневно вопил чей-то высокий, совсем молодой голос. – Слышь, не замай…

На подстилке из лапника, в рядок лежали раненые, а одного из них, стоя рядом на коленях и тыкая в сторону Августа с монахами фальчионом, закрывал своим телом, кто-то из латников Хансенса.

– В чем дело? – спокойно поинтересовался я, хотя сам уже все понял.

Чего тут непонятного. С тяжелоранеными, с теми, кто уже не жилец, в наше время лекари поступают очень просто – безболезненно отправляют на тот свет. Но, подобное, не всегда находит отклик у товарищей или родственников раненых, особенно у молодых рекрутов. Вот и здесь, похоже тот же случай.

– Княже! – латник обернулся и не вставая, несколько раз поклонился мне. – Ивашка я, Трофимов сын. Милости прошу княже! Петюньку забить хотят проклятущие, как же это так?

– Сир… – принялся объясняться Август.

– Пока помолчи, – я присел рядом с латником. – А ты говори.

– Княже! – продолжал надрывать тот. – Как же так, ить живой он еще! Как можно…

Я приподнял край попоны, которая прикрывала раненого. Низ его живота был прикрыт окровавленными тряпками, а сам он находился в беспамятстве, но даже в бессознательном состоянии, скрежетал зубами и стонал от боли. Н-да… все ясно. Проникающее в брюшину, скорей всего поврежден мочевой пузырь. Шансов – нет.

Но для проформы поинтересовался у лекаря:

– Что с ним?

– Копейный удар в пах… – тихо ответил медикус. – Все разорвано внутри. Я приглушил боль настоем мака, но шансов никаких. А оказать милосердие, не дает этот…