Князь Двинский

– Ты почему приказал прекратить работы над храмом Господним, князь? – Зосима торжественно перекрестился.

– А… вы об этом… – я поводил двузубой вилкой над блюдом печеной оленины с черносливом, но положил себе в тарелку ломоть парной осетрины, до коей, был большой любитель.

– Усматриваю в сием ущемление православной веры! – угрожающе процедил настоятель. – Не забывайся, латинянин, ты на православной земле и всего лишь супруг матушки княгини, истинной хозяйки сиих мест. Уж непонятно каким произволением супруг.

Я едва не подавился от наглости священника. Ах ты сучий потрох! Козел повапленный! Бля, воистину, мою доброту за слабость принимают. Дай палец, так всю руку норовит оттяпать. Ну что же, тесть церковников не особо жалует, так и норовит их вольности урезать, а как узнает, что из-за них может сорваться его признание венценосцем, так и вовсе со свету сживет. И нажалуюсь, ей-ей, такой подляны наделаю, что быстро в стойло вернутся.

Но встречный бой не принял, решив сначала попробовать договориться по-хорошему.

– Не напомните мне, отче… – я сделал аккуратный глоточек из стопки, поставил ее на стол и ласково посмотрел на отца Зосиму. – Кто вам от своих щедрот подкинул звериные и рыбные ловы, заливные луга да пасеки из владений, как вы говорите, законной хозяйки этих мест, княгини Александры? Ась?

Настоятель угрюмо набычился и смолчал.

– А кто пожертвовал обители десять аршин бархата, столько же шелка да парчи? – так же спокойно продолжил я. – А пять бочонков мальвазии? А храм Господний, кто сам предложил построить? Мало того, привез мастеров заморских и сам все оплачивает? Не тот ли латинянин, о коем вы упомянули?

– К чему это ты, княже? – настороженно поинтересовался настоятель. – Сии дела христианские, достойные, мы тоже со всей душой…

– А какого хрена, отче, – подавшись вперед, перебил я монаха, – вы мешаете мне государево дело делать?

– Чего это мы мешаем, – настоятель сразу же забеспокоился, засуетился. – Ничего не мешаем. Али обидели чем? Так скажи, зачем с плеча рубить.

– А кто людей с производства на церковные повинности тягает? Работу мне сбивает. Папа римский?

– Тьфу, тьфу! – монах занервничал, зафыркал, несколько сплюнул, быстро крестясь, а потом залпом вылил в себя бокал. – Не упоминай сего антихриста! А люди свой долг христианский исполняют. Да что там, работы той. А я говорил эконому, говорил! Ужо взгрею его, ишь зараза, что удумал. Дык, ты скажи, княже, кого можно, а кого нет, делов-то. Пошто с плеча рубить…

– Еще вина? – я мило улыбнулся и взялся за кувшин. – Думаю, мы поняли друг друга. Зачем государю досаждать мелочными жалобами. Все вернутся завтра на строительство. Кстати, есть еще вопрос…

В общем, вопрос решился в всеобщему удовлетворению. Но сквалыга монах выторговал себе еще чутка милостей, в частности, еще пару бочонков вина и несколько кулей пряностей. И даже согласился закрыть глаза на отправку местных вдов в иноземщину для женитьбы, правда, с категоричным условием не принуждать их сменять веру.

Вот так и закончился день. В баню я отказался идти, приказал набрать кипятком большую лохань, покряхтывая залез в нее, тяпнул настойки на клюкве, с наслаждением расслабился и закрыл глаза.

Сука, верчусь как вошка на гребешке, умаялся весь. Ей-ей, воевать привычней, чем вся эта хозяйственная суета. Объявить войну, кому-нить, что ли? Дык, некому. Разве что у датчан кусок владений оттяпать, они поближе всех будут. А если Гренландию али Исландию аннексировать? Надо задуматься…

Скрипнула дверь, по доскам пола прошлепали чьи-то босые ноги. Я даже не пошевелился, на посту перед дверями в мыльню стоят гасконцы, они никого лишнего не пропустят. Наверное, Нютка, Сашкина челядница, воды горячей подлить пришла. Фигуристая девка, сиськи как арбузы, да и на морду смазливая. Пусть, наверное, потрет спинку, а потом к Забаве пойду. Что? Жена сама сказала, иди к «той». Вот и пойду.

Не открывая глаз приказал:

– Лезь в лохань, живо.

Плеснулась вода, по бедру скользнула горячая рука и смело нырнула ко мне в пах. Э-э-э, нет, девица, я еще не сдурел еще нераспечатанных девок из челяди жены трахать. А ртом напряжение снимать они наотрез отказываются. Стоп, прошлый раз ко мне так Федора просочилась, а сейчас…

Открыл глаза и ахнул.

– Забавушка…

Передо мной в воде сидела Забава, без рубашки, обнаженная, только в ожерелье, в серьгах и браслетах на запястьях. Как и Александра, ставшая после родов еще красивей и желанней.

– А ты, Вань, еще кого ждал? – невозмутимо поинтересовалась Забава, поднимая руки, чтобы перевязать волосы шнурком. Полные, тяжелые груди приподнялись, мягкий свет масляного светильника заиграл серебром в каплях воды на напряженных сосках.

В паху сразу запульсировала сладкая боль, мозги пронзило острое желание. Но это не помешало мне распознать, что на Забаве комплект дареный мной Александре.

«Э-ээ… поменялись? – озадачился я. – Но как, они же даже на дух друг друга не переносят?»

Но уже в следующее мгновение все мысли исчезли. Осталась только дикая животная страсть…

Глава 7